Vox Pop: что не так с опросами на улице?

Почему жанр разговора корреспондента на улице с прохожим только притворяется объективным? Почему Vox Pop — это скорее пропаганда, чем журналистика?

Суть жанра такова: «мы шли по улице, встретили случайных людей, и вот что они нам сказали...» На самом деле, это совсем не так.

На заре телевидения жанр Vox Populi служил хотя бы какой-то обратной связью с телезрителями: корреспондент приставал к прохожим на улице с вопросами, а затем ответы транслировали в эфире. Всё выглядело солидно — Vox Populi, ведь это глас народа, что может быть выше?

Но уже давно подобные уличные опросы используются для заполнения эфира. Нужно чем-то занять пару минут? Вот вам Vox Pop про новый мост. Такие репортажи обычно поручают стажёрам или новичкам. Корреспондент получает в студии конкретный вопрос и затем задаёт его случайным людям. Как правило, ни сам корреспондент, ни те, кого он опрашивает, в теме ничего не понимают. Им всем, в общем-то, всё равно.

Большинство людей шарахается от человека с микрофоном, хотя именно с ними было бы интереснее всего поговорить — они куда-то спешат, чем-то заняты, короче, явно при деле. Но чаще останавливаются те, кому нечем заняться.

Это не значит, что все участники Vox Pop бездельники и фрики, но вероятность высока. Многие адекватные граждане честно отвечают «я не знаю», но такой ответ никому не нужен и в финальное видео не попадёт.

Таким образом, корреспондент за несколько часов наскребает десяток мнений, о репрезентативности которых говорить не приходится, и приносит их в студию. Ясное дело, редакция заинтересована сделать из этого хоть что-то приличное, поэтому в эфир пойдут самые полярные и яркие высказывания. Желательно, чтобы там было что-то шокирующее.

А вот с шок-контентом как раз и проблема. Потому что среднестатистический человек не имеет продуманного мнения по всем вопросам мира. Это нормально. Но представьте, вот идёт он по улице, и тут его ошеломляют вопросом. В такой ситуации мы, как правило, берём тот ответ, который «на поверхности» — услышанное по телевизору и ещё не забытое. Таким образом, мы имеем замкнутый цикл: вместо собственного мнения люди пересказывают то, что слышали в предыдущих эфирах, и так раз за разом.

Медиа, по сути, не интересны мысли людей, им интересно показать их интересно. Причём редакция заранее знает, что люди скажут. Социологи заморачиваются выборками и методиками, но у Vox Pop нет никакой методики и науки. Только спешка и желание выдать в эфир побольше шок-контента.

Но это не вся беда. А что если авторы намеренно хотят манипулировать информацией? Если их задача не просто выдать шок-контент, а выставить кого-то идиотом? От такого приёма жанр Vox Pop не защищён вообще никак. Это же не просто отдельные люди, это целый народ говорит — это его мнение... И попробуй это опровергни. Но это чистейшая манипуляция, особенно если она резонирует с картиной мира зрителя.

Сегодня жанр Vox Pop получил второе рождение в интернете. Современные соцсети демонстрируют нам контент по алгоритмам, которые решают за нас, что нам будет интересно. Лайки, комментарии, подписки — как оказалось, нас довольно легко прогнозировать. Так, то, что вызывает больше реакций, получает больший охват. Причём неважно, какие это реакции, важна их наличие.

Поэтому соцсетям очень выгодно, когда люди спорят. Дипломатическая это дискуссия или тупая ссора — соцсетям всё равно, важна вовлечённость аудитории. Так соцсети делают Vox Pop одним из самых популярных жанров в сети. Он по-прежнему очень дешёвый и эффектный, а трафик не пахнет. И чего только ради него не сделаешь...

Что может быть проще: помещаешь людей в нелепые обстоятельства, они выглядят нелепо, а затем такие же обычные люди ощущают непреодолимую потребность высказаться.

Тем не менее, Vox Pop всё же имеет право на жизнь. Это действительно возможность выразить своё мнение. Но он может существовать в обществе со свободой совести, где присутствует широкий спектр мнений, в редакциях нет цензуры, а люди не подстраиваются под мнение начальства. То есть когда высказываться безопасно, а в нашей стране с этим проблемы.