Основатели религий и великие нравственные учителя древности от иудейских пророков до Будды и Христа регулярно нарушали и законы, и традиции, и правила тех обществ, в которых жили. Более того, они преступали моральные принципы, которые сами же провозглашали в абсолютной форме, по крайней мере, так об этом рассказывает дошедшее до нас предание. Одни их речи нередко расходились с другими и вступали в противоречие с тем, что они делали. В чём же здесь дело? В обыкновенном лицемерии, в прискорбной слабости характера, в изъянах способности суждения или же это потомки просто что-то неверно записали?
Можно выделить два фундаментальных факта о природе морали:
- моральные ценности и основывающиеся на них правила относительны. Иными словами, вопрос о том, применяются ли они вообще и в какой мере зависит от контекста и требований конкретной ситуации. Нет ориентира, который бы в неизменной форме годился на все случаи жизни.
- основную причину относительности морали: то, что она выполняет сугубо практическую функцию и стоит на службе наших интересов. Правила существуют исключительно для блага людей, и если в каком-то случае становится очевидно, что применение того или иного из них этому благу способствовать не будет, нелепо следовать ему ради него самого.
Официальные версии религий и держащиеся на них церкви предпочитают обходить такие моменты молчанием, поскольку власти выгодно понимание морали и закона как абсолюта, которому нужно беспрекословно подчиняться.
В христианстве существует однозначный запрет убийства, которое объявляется греховным по определению, и почти столь же однозначное разрешение на него. И то, и другое отыскать в словах Христа, не говоря уже про насквозь пропитанный кровью Ветхий Завет, не составляет ни малейшего труда. Как следствие, с самых первых веков церковные иерархи и ведущие мыслители христианства колебались и разделялись в своем отношении к убийству, лжи и многим иным формам трансгресии. Некоторые объявляли их в корне противными учению Христа, а другие разрешали их или даже одобряли в ряде случаев (к примеру, на войне, «во спасение», в целях самозащиты, против еретиков и так далее). Большинство же придерживалось обеих противоположных точек зрения и потому пребывали в шизофреническом расколе. Они провозглашали и А, и Б одновременно или вытаскивали из рукава то первый тезис, то второй по настроению.
Подобная проблема характерна для любой популярной моральной доктрины, не исключая и самую миролюбивую из всех – буддизм. Причина же у этих затруднений одна. Все они пытаются усидеть на двух стульях – то настаивая на абсолютности некоторых принципов, то в целом ряде случаев отрицая её как на словах, так и на деле.
Попытка удержать в руках вымышленный и в действительности совершенно никому не нужный моральный абсолют закрывает пути к пониманию существа этики. Это мешает уяснению её прагматической и именно потому неизбежно подвижной, относительной природы, что чревато многими бедами.
Задача ценностей и правил, в том числе моральных, служить интересам людей. И в зависимости от того, чьи именно интересы отражены в каждом конкретном их наборе в большей мере, можно выделить личную и общественную мораль.
Происхождение личной морали: индивидуальный отбор
Ещё недавно было нелепо рассуждать о морали в животном мире, тем более применительно не к млекопитающим. Дело в том, что есть различие между способами хранения данных о главных шаблонах поведения и о его ориентирах. У других живых существ они записаны на генетическом уровне и являются практически полностью инстинктивными, то есть не требующими обучения.
Я полагаю, однако, нет оснований считать подобное различие достаточным, чтобы проводить резкую грань. Прежде всего, этические нормы людей тоже на девять десятых состоят из вмонтированной в нас на генетическом уровне программной базы.
Действительно, главные ценности в животной картине мира и способы реагирования вшиты в геном, а в наших имеется значимый культурный компонент и они поддаются обучению. Но это лишь смена технологии хранения и записи, само же сущностное содержание текста от появления таковой возможности не изменилось.
Мораль людей есть лишь пластичная, редактируемая форма протоморали других видов, и история последней уходит к самому зарождению жизни. Это набор общих принципов и правил, позволяющих разграничить предпочтительное и непредпочтительное или (что то же самое) хорошее и дурное. Они с неизбежностью возникают в процессе индивидуального отбора – эволюционного механизма, который обеспечивает выживание и размножение тех особей, чьи поведенческие программы лучше соответствуют требованиям мира.
Одним из наиболее ярких примеров личной морали на инстинктивном уровне является обнаруженный у некоторых существ феномен «неприятия неравенства распределения» (inequity aversion). Капуцины инстинктивно требуют соблюдения некоего общего принципа даже ценой очевидной упущенной выгоды в настоящем, поскольку его соблюдение с большой вероятностью обеспечивает долгосрочные выгоды. За почти два десятилетия, прошедшие с тех пор, неприятие неравенства распределения было экспериментально подтверждено у собак. Аналогичное поведение наблюдается у воронов, крыс, волков, макак, мартышек и шимпанзе.
В ходе эволюции у животных складывается неприятие определённых форм поведения в отношении себя и одобрение других. Причем нередко полезность соблюдения этих общих правил является не сиюминутной, а отложенной, что и является ключевой чертой морали.
Социальные животные требуют от нижестоящих подчинения себе даже при условиях, когда это лишено каких бы то ни было явных выгод. Шимпанзе даже обладают отчётливым пониманием феномена собственности и защищают своё имущество именно из принципа, а не потому что оно им действительно необходимо. Взрослые крысы, собаки, волки и многие другие виды в играх с теми собратьями, которые слабее, чем они, сдерживают свою силу.
Наряду с личной протоморалью в животном мире, как и в человеческом, существует своеобразная общественная мораль – поведенческие правила и ценности, служащие коллективным интересам, и через это, косвенным образом и далеко не всегда, интересам отдельной особи.
Происхождение общественной морали: механизм родственного отбора
Всякий «альтруизм» на свете, это лишь извилистый путь к реализации личного эгоизма.
Чтобы это понять, необходимо осознать, что субъектом эволюции и, как следствие, эгоизма отдельной особи, является не она сама, а лишь несомый ей геном, чьи «интересы» и защищаются в закреплённых инстинктами формах поведения.
Когда одного из создателей синтетической теории эволюции XX в. Джона Холдейна спросили, бросится ли он на помощь утопающему брату, он будто бы ответил: «Нет, но я бы пожертвовал жизнью ради двух братьев или восьмерых кузенов».
Он имел в виду, что если у вас есть два брата или восемь кузенов, они суммарно содержат примерно тот же набор генов, что и вы сами (2*50% или 8*12.5%). По большей части, для эволюционного процесса совершенно безразлично, как именно войдут в генофонд те же самые гены – через одного вас или, к примеру, целую ораву родственников.
Вместе с тем не так уж редки ситуации, когда инстинкты взаимопомощи встают на защиту скорее всей популяции или коллектива, а не лишь себя или собственной родни. Это называется групповым отбором в противовес двум другим его видам – индивидуальному и родственному.
Однако каков бы ни был конкретный инстинкт или форма поведения и сколь бы безвозмездными они ни казались, в природе всё неизменно упирается в интересы индивидов внутри группы. Именно им служит всякий инстинкт и всякая мораль.
Моральные системы людей являются продолжением аналогичных сводов поведенческих моделей и ценностных ориентиров мира животных.
Единственное: в дополнение к мощной инстинктивной основе у нас, homo sapiens, имеется пластичный и легко поддающийся корректировке культурный слой.
Понимая происхождение личной и общественной морали, мы способны подходить к ценностям, традициям, этическим принципам и государственным законам с новообретенной ясностью и задавать принципиально важные вопросы. Действительно ли они служат нашим высшим интересам и есть ли для того надёжные доказательства? Не перекошен ли в них баланс индивидуального и коллективного, не требуют ли они от нас приносить чрезмерные жертвы на чей-то чужой алтарь? Там, где эти правила не выдерживают строгой прагматической проверки, где их действенность убедительно не демонстрируется, они должны быть переосмыслены, отброшены и заменены.
Сокращённый вариант.
Статью целиком можно прочитать тут: Олег Цендровский
