Sceptic взял интервью у бывшего преподавателя православной семинарии, отработавшего там четыре с половиной года, чтобы понять, что такое православная семинария сегодня, насколько она полезна для психики и как пребывание в её стенах может привести к атеизму.
Sceptic:
— Вы работали в семинарии, верно?
Александр:
— Да, в 2013 я закончил Православный институт как специалист по религиоведению. После этого я работал на заводе, но позже решил, а чего это я? У меня же есть диплом, почему бы не попробовать поработать по профессии? Так в 2015 я поехал преподавать в семинарию на Дальнем востоке. Вообще-то там не хватало специалистов, поэтому туда посылали из академии студентов, которые уже её закончили, но ещё не получили магистра.
А преподавал я там не просто светский предмет вроде языка, информатики или ОБЖ, у меня были предметы чисто богословские: новые религиозные движения (то, что раньше называлось сектоведением) и сравнительное богословие.
Когда я ещё был верующим, я делал несколько попыток поступить в семинарию, но по разным причинам у меня это не получалось. Тогда же я разочаровался в семинариях как в учебном заведении, понял, что семинария это не для меня и решил поступить в светский ВУЗ на похожую специальность. Так что поступал в Академию я будучи православным, а заканчивал уже агностиком.
И вот в то время у меня был, скажем так, вопрос к богу: есть он или его нету. И я решил попробовать через опыт пребывания в таком месте как семинария получить на него ответ. Ну, и поработать по специальности заодно.
Sceptic:
— Бог вам ответил?
Александр:
— Да. Надо сказать, что тот опыт, который даёт семинария, огонь той идеалистической веры, с которой туда приходят молодые люди, она очень сильно тушит. Многие после 5 лет семинарии пересматривали своё желание стать священником. Впрочем всегда были такие, которые уходили уже после года обучения со словами «нет, это не моё». У многих было разочарование.
Сам я много наблюдал за людьми — за преподавателями, студентами и церковным начальством. Кроме того, в семинарии я много смотрел образовательных видео, Невзоров тоже сделал свой вклад. Попутно много почерпнул с сайта antropogenez.ru. Был момент, когда я понял, что уже не верю и возник вакуум, я случайно посмотрел передачу с дебатами священника и учёного о происхождении человека. После чего я стал самостоятельно копать эту тему и много чего для себя открыл.
Sceptic:
— Что вам дал опыт преподавания в таком специфическом месте?
Александр:
— Лично мне был ценен опыт преподавания. Хотя многие говорят, что светские ВУЗы отличаются от семинарии. То есть можно сказать, главное, что дал мне этот опыт — уход от агностицизма к атеизму.
Но то, что там было скучно точно сказать нельзя. Сначала произошла смешная история, когда я прокололся, и мои неправославные взгляды как бы вывалились наружу. Мы с друзьями ходили на молодёжные православные встречи и на одной из них были подписные листы с просьбой о создании православной гимназии. У меня в тот момент были проблемы на работе, поэтому было сильное желание сделать пакость. Ну, я и сделал: взял листок, написал «я против» и подписался «Владимир Гундяев» и пометил номер телефона «666». Но там стояли камеры. И, видимо, кому-то от моей шалости пригорело и он решил выяснить, кто это сделал. После чего на меня написали митрополиту донос. С этим же митрополитом и начальством у меня был разговор. Там у меня прямо спросили, верю ли я в бога. Я ответил, что да, верю. Я соврал, но была середина года и было очень неудобно кидать учебный процесс, да и в целом уезжать в ноябре особого желания не было. А позже произошла история с нашим проректором и история пришла к завершению.
Позже произошла более драматичная стория, из-за чего я, собственно, оттуда и уехал. Вкратце: на меня написали донос, что я слил онформацию, как на самом деле умер наш первый проректор, а это был суицид.
Кто-то написал в телеграм-канал «Церквач» (публикующий разную инсайдерскую информацию о церковной жизни), почему он в действительности это сделал. Там была и семейная драмма, и давление от начальства, и личное психологическое состояние в целом. Хотя прежде всего причиной была семейная драмма. Меня вызвали, сказали, что хотят расторгнуть договор. То есть вежливо попросили покинуть семинарию.
Сначала я даже не догадывался, в чём причина. Думал, возможно, это связано с моим атеизмом. Кое-с-кем я поделился своими взглядами на жизнь, поэтому предполагал, что рано или поздно меня оттуда попросят. Но я ошибся. Оказалось, что слив посчитали делом именно моих рук.
Это был финал моей семинарской истории. Но пока я пребывал там, было очень интересно наблюдать и видеть церковную жизнь и религиозность другими глазами.
Семинаристы это в основном молодые люди. Я их хорошо понимал, потому что когда-то сам был таким идеалистом. Их чаяния и проблемы развивались на моих глазах. И главное, что переубедить их в чём-то было невозможно. Стремление верить у них было настолько сильным, что любые доводы были напрасными. Я пытался как-то донести до них теорию Дарвина, но стремление верить у них было настолько сильным, что эффекта никакого не было. Впрочем, я не особо на это и рассчитывал.
Люди в семинарии были разные. Были те, что, условно говоря, пришли с улицы. Но в основном туда попадают люди не случайные. Туда идут молодые люди, которых рекомендует священник. Затем его одобряет епископ.
То есть, по ощущению, около 80% или даже больше это очень религиозно мотивированные люди. Попадались и те, кому просто надо было где-то переконтоваться, а в семинарии и кормят бесплатно, и жильё дают... но таких было очень мало. И когда у них начинались проблемы (чаще всего с алкоголем), от них довольно быстро избавлялись.
Да и мне, когда уезжал, сказали: «Александр Григорьевич, мне удивительно, как долго вы тут продержались с вашими взглядами». Это был один из студентов, с которым у нас сложились доверительные отношения.
Пребывать в, по сути, чужой для тебя среде с одной стороны интересно, с другой довольно сложно. В какой-то момент я даже стал опасаться, что у меня начнутся проблемы с психикой. Я даже поинтересовался у своего местного друга, который работал психиатором, не замечает ли он во мне каких-то нездоровых изменений. Но тот заверил, что всё в порядке. Проблем с психикой не было, однако точно были психологические сложности, внутренний конфликт от постоянного соприкосновения с чуждыми тебе идеями.
Вообще, года через три работы в семинарии у меня была попытка всё бросить и уехать, но я не решился. Было страшно. Свобода вызывала ощущение, что ты рыба, которую выбросили на берег. В семинарии ты постоянно как белка в колесе. Всё время чем-то занят и это занимает всю твою жизнь. Но жизнь эта становится весьма закрытой от внешнего мира. И когда ты попадаешь во вне, ты просто не знаешь, чем себя занять. Чем-то напоминает рассказы отсидевших долгий срок и вышедщих на свободу. Человек настолько адаптируется к новому миру, что в обычной жизни ему очень некомфортно — непонятно, что с этой свободой делать.
Поэтому я отработал там ещё 1,5 года.
Я хорошо знаком и с православной литературой и с сектами, поэтому если никому прямо не заявлять, что ты не православных взглядов, то никому и дела до этого особого не будет.
Sceptic:
— Нужно ли было как-то подтверждать свою идеологическую лояльность?
Александр:
— Нет. В России вообще с этим проще: идёшь в любой храм, берёшь справку, что ты православный, платишь за неё 100 рублей — вот ты уже и православный. Ты можешь быт хоть атеистом, но со справкой к тебе вопросов не будет. Позже я отрастил бороду для пущей важности, но то, что я православный и так считалось по-умолчанию.
Кроме преподавания у меня была должность дежурного помощника. Это что-то вроде сержанта в армии. То есть когда были мои сутки, я подымал семинаристов, потом мы шли на зарядку, потом на молитву, затем на завтрак, занятия, полдник, послушания, вроде чистки картошки... и так далее.
Sceptic:
— Что самое негативное в семинарском образовании?
Александр:
— Семинарской образование не котируется в светской жизни. С этим дипломом очень трудно устроиться работать куда-то помимо церковных заведений. Может показаться странным, но лучшее православное образование получают в Греции и США, на теологических факультетах. В российских семинариях программы просто отсталые.
Семинарское образование и семинарский образ жизни, пока ты там учишься, напоминает военное училище — всё очень закрыто. Люди постоянно живут на замкнутой территории, их тренируют, учат, дисциплинируют, в то время как светская жизнь проходит мимо. Нормальная социализация во многом останавливается. То есть мы имеем дело с закрытой группой. С монашеством такая же история: люди, которые долго пребывают в монашестве довольно инфантильные, неразвитые. Общество уже ушло вперёд, а они даже не в курсе об этом. Развивается социальная дезадаптация.
Sceptic:
— А что хорошего может дать обучение в таком месте?
Александр:
— ...Честно говоря, плюсов я и не вижу. Ну, возможно, что-то из богословских знаний и пригодится в светской жизни, но это вопрос случайности. Не вижу плюсов совсем. Просто ты потратил время и понял, что ошибался. Конечно, ты преобретаешь и это в жизненный опыт, но он очень специфический.
Много встречал людей, которые верят в бога, но не верят в церковные учреждения. Таких реально много встечал, особенно среди священников. Встречал людей, которые вроде во что-то верят, но очень по своему и в семинарию приходят просто на работу. Большинство же там — студенты, неофиты, которые недавно уверовали. Для них всё правильно, всё свято, они пока не разобрались. Но кто давно в церкви, тот хорошо понимает всю сложность.
Sceptic:
— Можно ли назвать РПЦ сектой?
Александр:
— Терминологически это некорректно, потому что «секта» и «сектор» — это однокоренные слова. То есть секта — это часть чего-то большего, что-то, что откололось. Но то, что РПЦ можно назвать авторитарной организацией, это полная правда. Начальство там всегда право. Если неправо — смотри пункт первый.
От всей этой религиозной темы я отошёл как-то естественно, эволюционным образом. Чем больше я узнавал, тем сложнее мне становилось верить и в какой-то момент я понял — надоело.
Sceptic:
— Что для вас атеизм?
Александр:
— Атеизм — это термин, который, когда мы используем его в быту, какой-то очень кастрированный. Потому что что такое атеизм? Ну, отрицание бога. И всё... Мне больше нравится термин «научный атеизм». Как что-то связанное с наукой. Потому что в идеале атеизм должен быть не просто ещё одним верованием, а чем-то, что связанно с наукой, чем-то обоснованным. То есть атеист должен не верить в бога не потому, что он просто не верит, а потому что это не обоснованно научными данными.
Атеизм для меня — прогрессивное мышление, основанное на научной методологии. Меня, кстати, мои верующие друзья упрекают в сциентизме и в том, что я просто верю в науку. Но наука — это то, что работает. И это можно проверить. Кроме того, я в любой момент готов пересмотреть свои взгляды. Думаю, это то, что коренным образом отличает атеиста от верующего.
Да и в целом для меня атеизм малозначим. Для меня главное не отрицание бога, а гуманизм — это более важно для человека и общества.
PS
Это интервью было проведено ещё в начале 2022 года, но вскоре началась война и под грузом шока и новостей файл «уехал» в самый дальний ящик. Но поскольку вряд ли за прошедшие без малого 3 года что-то изменилось, публикуем его без изменений.
