Фридрих Август фон Хайек — один из классиков современного западного обществознания. Он всегда был непримиримым противником интеллектуальной моды, в какие бы одежды она ни рядилась. К сожалению, отечественному читателю этот оригинальный мыслитель практически неизвестен ни как экономист, ни как философ.
Делом чести для Хайека стала защита «классического либерализма», неглубокого, как считалось [на тот момент], прекраснодушного и давно отжившего свой век течения мысли.
В 1944 он публикует книгу "Дорога к рабству". Она привлекла внимание многих серьезных ученых и мыслителей, вызвав сочувственные отзывы Дж. Кейнса и И. Шумпетера, К. Яснерса и Дж. Оруэлла (влияние «Дороги к рабству» на «1984» несомненно). Но нетрудно вообразить реакцию прогрессистской интеллигенции, подвергшей Хайека самому настоящему остракизму.
Чтобы противостоять тоталитаризму, как ясно осознает после «Дороги к рабству» Хайек, недостаточно ограничиться предупреждением о таящихся в нем опасностях — необходимо также отстоять жизнеспособность позитивной программы классического либерализма, показать правовую и политическую возможность осуществления идеалов свободного общества на практике.
В 70-е годы Хайеку довелось стать свидетелем крушения кейнсианской модели государственного регулирования, в 80-е — кризиса «реального социализма», но ни то, ни другое не было для него неожиданностью. На его глазах произошли коренные изменения в интеллектуальном климате, когда ценности классического либерализма — личная независимость и добровольное сотрудничество, индивидуальная собственность и рынок, правовое государство и ограниченное правительство — обрели как бы второе дыхание.
В какой-то мере взяться за «Дорогу к рабству» Хайека побуждали соображения практического порядка. Известно, что в периоды войн, когда государство вынуждено брать на себя многие хозяйственные функции, популярность идеи централизованного планирования неизменно возрастает. В самом деле: если государство способно справляться с военными задачами, то отчего бы не наделить его еще большими полномочиями для решения проблем мирного времени? Подобный поворот событий и стремился предотвратить Хайек, публикуя «Дорогу к рабству».
Конечный его вывод однозначен:
вопреки обещаниям безграничного материального изобилия централизованная система несостоятельна прежде всего экономически.
Другими словами, тоталитаризм чреват не только моральной деградацией общества, но и неминуемым провалом в сфере экономики, означающим катастрофическое падение уровня жизни людей.
Своеобразие хайековского подхода состоит в том, что он сравнивает альтернативные социально-экономические системы с точки зрения их эпистемологических возможностей.
Хайек выделяет два основных типа систем, или «порядков»:
- Сознательные порядки
рождены разумом человека и функционируют по заранее выработанным планам, они направлены на достижение ясно различимых целей и строятся на основе конкретных команд-приказов. - Спонтанные порядки
складываются в ходе органического эволюционного процесса, они не воплощают чьего-то замысла и не контролируются из единого центра, координация в них достигается не за счет подчинения некоей общей цели, а за счет соблюдения универсальных правил поведения.
Так, к сознательно управляемым системам относятся армии, правительственные учреждения, промышленные корпорации, к самоорганизующимся я саморегулирующимся структурам — язык, право, мораль, рынок. Последние, по известному выражению А. Фергюсона, можно назвать продуктом человеческого действия, но не человеческого разума.
Сложное переплетение многих спонтанных порядков представляет собой в этом смысле современная цивилизация.
Рынок в понимании Хайека представляет собой особое информационное устройство, механизм выявления, передачи и взаимосогласования знаний, рассеянных в обществе.
Рынок обеспечивает, во-первых, лучшую их координацию и, во-вторых, более полное их использование. В этом — решающие эпистемологические преимущества децентрализованной рыночной системы по сравнению с централизованным плановым руководством.
Как же они достигаются?
В условиях расширенного порядка индивид располагает защищаемой законом сферой частной жизни, в пределах которой он вправе самостоятельно принимать любые решения на свой собственный страх и риск, причем как положительные, так и отрицательные последствия его действий будут сказываться непосредственно на нем самом. Он поэтому заинтересован в учете всей доступной ему информации и может использовать свои конкретные личностные знания и способности в максимально полной мере.
Взаимосогласование разрозненных индивидуальных решений обеспечивается с помощью ценового механизма.
Цены выступают как носители абстрактной информации об общем состоянии системы. Они подсказывают рыночным агентам, какие из доступных им технологий и ресурсов (включая их «человеческий капитал») имеют наибольшую относительную ценность.
Подобный синтез высокоабстрактной ценовой информации с предельно конкретной личностной информацией позволяет каждому человеку вписываться в общий порядок, координируя свои знания со знаниями людей, о существовании которых он чаще всего даже не подозревает.
Рыночная конкуренция оказывается, таким образом, процедурой по выявлению, координированию и применению неявного личностного знания, рассеянного среди миллионов индивидуальных агентов.
Рынок способен интегрировать и перерабатывать объем информации, непосильный для системы централизованного планирования.
И дело тут не просто в отсутствии технических возможностей (недостаточной мощности компьютеров и т. п.). Централизованное планирование сталкивается с непреодолимыми эпистемологическими барьерами.
Идея социализации экономики исходит из представления, что все имеющиеся в обществе знания можно собрать воедино, так что компетентным органам останется только выработать на этой основе оптимальные решения и спустить указания на места. Это, однако, иллюзия.
Первое, с чем им придется столкнуться, — фактор времени. Пока агент передаст информацию в центр, там произведут расчет и сообщат о принятых решениях, условия могут полностью измениться и информация обесценится.
Часто не сознается, что постоянное приспособление к непрерывно меняющимся условиям необходимо не только для повышения, но и для поддержания уже достигнутого жизненного уровня. Централизованное планирование, органически не способное поспевать за непрерывно происходящими изменениями, обрекает общество на замедление экономического роста, а нередко и на абсолютное сокращение его благосостояния.
Кроме того, в условиях централизованной системы агент обычно не заинтересован в том, чтобы посылать наверх полные и достоверные данные. Причем такая система не дает достаточных стимулов ни для выявления уже имеющейся, ни для генерирования новой информации (отсюда — фатальные провалы в области научно-технического прогресса).
Не менее важно, что основную долю экономически значимой информации составляют неявные, личностные знания, в принципе не поддающиеся вербализации. Их не выразишь на языке формул и цифр, а значит, и не передашь в центр. Больше того:
определенную часть своих знаний и способностей человек вообще не осознает и удостоверяется в их существовании, лишь попадая в незнакомую среду и реально приспосабливаясь к новым, непривычным для него условиям.
В рамках централизованного планирования огромная масса информации оказывается невостребованной, а координация поступающей — чрезвычайно неэффективной. Централизованная экономика, как показали теоретики неоавстрийского направления, обречена на расчетный или калькуляционный, хаос. Уже более 70 стран опробовали это на себе. И не добились успеха.
Спор с интеллектуалами-социалистами Хайек ведет на их же территории. Он не подозревает их в злых умыслах и недоброжелательности, не ставит под сомнение их искренность и благородство, признает возвышенность и величие проповедуемых ими идеалов. Но тем самым он лишает их возможности произвести свой излюбленный обходной маневр: объявить дискуссию заведомо бессмысленной из-за несоотносимости ценностных установок ее участников. Как настойчиво подчеркивает Хайек, его спор с социалистами — это спор не о ценностях, а о фактах, не об идеалах, а о последствиях, вытекающих из попыток воплотить эти идеалы в жизнь. И именно рациональная дискуссия призвана решать, насколько избранные социалистами средства отвечают намеченным ими целям и насколько совместимы между собой ценности, составляющие их символ веры.
Беспристрастный анализ, считает Хайек, приводит к заключению, что цели социализма недостижимы и программы его невыполнимы: «...социализм несостоятелен фактически и даже логически».
Тоталитаризм, по Хайеку, подступает постепенно и незаметно. Он оказывается непреднамеренным результатом самых возвышенных устремлений самых достойных людей. Погоня за дорогими нашему сердцу идеалами приводит к последствиям, в корне отличающимся от ожидавшихся.
Чтобы это произошло, нужно совсем немного: поставить себе целью организовать жизнь общества по единому плану и последовательно стремиться к реализации этой цели на практике. Стоит только встать на эту дорогу — остальное довершит неотвратимая логика событий.
Вслед за заменой спонтанного рыночного порядка сознательным плановым руководством неминуемо начинают рушиться одна за другой все ценностные скрепы и опоры свободного общества — демократия, правозаконность, нравственность, личная независимость, свободомыслие, что равносильно гибели всей современной культуры и цивилизации.
Реальная власть неизбежно начинает сосредоточиваться в руках узкой группы «экспертов». План устанавливает иерархию четко определенных целей, и концентрация власти выступает необходимым условием их достижения. Нравственным признается все, что служит достижению поставленных целей, независимо от того, к каким средствам и методам приходится для этого прибегать.
При отсутствии системы нравственных ограничений вступает в действие механизм «обратного отбора»: выживают и оказываются наверху «худшие», те, кто полностью свободен от ненужного бремени нравственных привычек и не колеблясь решается на самые грязные дела.
Иллюзией оказывается надежда интеллектуалов, что контроль государства можно ограничить экономикой, сохранив в неприкосновенности сферу личных свобод. В условиях централизованного контроля за производством человек попадает в зависимость от государства при выборе средств для достижения своих личных целей: ведь именно оно в соответствии со своими приоритетами определяет, что и сколько производить, кому какие блага предоставлять.
Сужается не только свобода потребительского выбора, но и свобода выбора профессии, работы, места жительства. Это означает размывание и исчезновение защищенной законом сферы частной жизни, где человек был полновластным хозяином принимаемых решений.
Единодушие, единомыслие и единообразие поведения облегчают достижение запланированных целей. Отсюда стремление государства установить контроль не только над вещами, но и над умами и душами людей.
Общество насквозь политизируется: его членами признаются лишь те, кто разделяет установленные цели. Любой человек и любое событие оцениваются по их нужности для общего дела. Несогласие с общепринятым мнением становится несогласием с государством, то есть — политической акцией.
Наука и искусство также ставятся на службу «социальному заказу». Все, что бесполезно — чистое искусство, абстрактная наука, — отвергается. Общественные дисциплины превращаются в фабрики «социальных мифов». Наступает смерть свободного слова, свободной мысли.
Формируется новый человек — «человек единой всеобъемлющей организации», которому причастность к коллективу заменяет совесть.
Происходят необратимые психологические изменения: достоинства, на которых держалось прежнее общество — независимость, самостоятельность, готовность идти на риск, способность отстаивать свои убеждения, — отмирают, потому что человек привыкает обращаться за решением всех своих проблем к государству.
Процесс «пожирания» государственным Левиафаном общества и личности идет безостановочно, до своего естественного завершения — образования тоталитарного строя.
В хайековском описании стоит выделить два принципиальных момента:
- Фундаментом всех прав и свобод личности оказывается свобода экономическая. С ее уничтожением рушится все здание цивилизации.
- Утверждение тоталитаризма — неизбежный результат переноса на современное общество принципов, по которым живут автономные организации типа фабрики или армии, а кровавые приметы тоталитарных режимов, прямо вытекают из возвышенного и, на первый взгляд, безобидного стремления переустроить жизнь общества в соответствии с некоей единой, рациональной, наперед заданной целью.
Итак:
установление тоталитарного строя, подчеркивает Хайек, не входит в сознательные замыслы проектировщиков светлого будущего. Это — непредумышленное, никем не предполагавшееся следствие их попыток сознательно управлять обществом по единому плану.
По признанию Ф. Хайека, он долго ждал, но так и не дождался от социалистов рационального ответа на свои аргументы. На Западе гипноз идеи централизованного планирования рассеялся уже к концу 40-х годов, хотя для ее окончательного ниспровержения понадобилось несколько десятилетий опыта «реального социализма».
Неизбежные сдвиги в психологии людей, когда они приучаются пользоваться патерналистскими благодеяниями, которыми оделяет их «государство благосостояния». Привычка к зависимости от государства, ослабление личной инициативы и ответственности могут подталкивать к соответствующим изменениям политических институтов общества.
Хайековская философия свободы, восстанавливающая ценности классического либерализма, нужна сегодня для интеллектуального выздоровления обществ, испытавших на себе ужас тоталитарного рабства, ибо она помогает изживать многие предрассудки «коллективистского» мышления.
Подробнее читайте в статье:
http://libertarium.ru/65649
