О доказательствах
Та мысль, для обоснования истиности или ложности которой строится доказательство, называется тезисом доказательства. Она — конечная цель наших усилий.
Первое требование от приступающего к серьезному доказательству или спору — выяснить спорную мысль, выяснить тезис. Для того, чтобы выяснить тезис, достаточно выяснить три вопроса относительно этого тезиса.
Во-первых,
все ли слова и выражения тезиса вполне и отчетливо нам понятны.
Надо стараться выяснить каждое понятие тезиса по возможности до полной кристальной ясности и отчетливости.
Хорошо определить понятие — дело обычно трудное, требующее больших знаний, навыка, труда, затраты времени. Лучше воспользоваться определениями тех людей, которые могли затратить на них все это, определение которых прошло через огонь критики.
Определения тех понятий, с которыми нам приходится особенно часто встречаться в доказательствах и спорах, надо заучить по возможности точно и сознательно.
Спросим, что значит слово, — собеседник или не ответит, или занесет такую околесицу, что хоть уши зажимай. А ведь как трезвонит этими словами!..
Во-вторых,
об одном ли только предмете идет речь или обо всех без исключения предметах данного класса, или не о всех, а некоторых (большинстве, многих, почти всех, нескольких).
Например, там, где "количество" тезиса не ясно, как допустим в суждении "люди злы", тезис называется неопределенным по количеству.
В-третьих,
надо выяснить, каким мы суждением считаем тезис, несомненно истинным, достоверным, или несомненно ложным, или же только вероятным, очень вероятным, маловероятным или вовсе невероятным.
Для мало обработанного среднего ума какую мысль ни возьми, она вся или достоверна или несомненно ложна, середины нет, а вернее он о таких "тонкостях" и не задумывается. Так что если встретится человек, который сознательно старается выяснить, достоверна или только вероятна мысль, и придает этой разнице большое значение, то это бывает обыкновенно признаком хорошо обработанного ума.
Ученый, астроном, человек с хорошо обработанным умом, будет высчитывать, насколько, в какой степени это вероятно. Для некультурного ума — это уже достоверно.
Итак, вот три главных пункта, которые обыкновенно достаточно и всегда необходимо выяснить при выяснении тезиса:
а) все неясные для нас понятия, в него входящие;
б) "количество" его;
в) "модальность" его.
Надо так приучить себя к выяснению тезиса перед доказательством или спором, как мы приучены брать вилку перед тем, как есть бифштекс.
Время, потраченное на выяснение, всегда окупается, часто в тысячу крат. Оно не только вносит в доказательство и спор недостижимую без него ясность, отчетливость и целесообразность, но обыкновенно очень сокращает спор, делая невозможным различные бесполезные доказательства не того, что следует доказать, лишние опровержения и множество ошибок и софизмов, связанных с неправильным пониманием тезиса.
Бывает иногда и так, что стоит только выяснить тезис, как станет очевидно, что и спорить-то не из-за чего: по существу люди согласны друг с другом.
О доказательствах (продолжение)
В доказательство истинности или ложности тезиса мы приводим другие мысли, так называемые доводы или основания доказательства. Это должны быть такие мысли:
а) которые считаем верными не только мы сами, но и тот человек или те люди, кому мы доказываем;
б) из которых вытекает, что тезис истинен или ложен.
Необходимо, чтобы из довода вытекала истинность тезиса. Надо чтобы тезис и основания (доводы) были так связаны, что кто признает верным довод, тот должен необходимо признать верным и тезис.
Если мы не вполне поймем довод, то разве можем вполне уверенно сказать, что он истинен или что он ложен? Работа выяснения и здесь совершенно необходима.
Иллюзия ясности мысли — самая большая опасность для человеческого ума.
[значительно позже, десятилетия спустя этот феномен будет детально описан и назван иллюзией (глубины) знания]
Ошибки в доказательствах бывают, главным образом, трех видов:
- В тезисе
Ошибки в тезисе состоят в том, что мы взялись доказывать один тезис, а на самом деле доказали или доказываем другой.
Бывает, что человек видит, что тезиса ему не защитить или не доказать — и нарочно подменивает его другим, так чтобы противник не заметил. Это называется подменой тезиса. - В доводах
Ошибки в доводах бывают чаще всего две:
а) ложный довод;
б) произвольный довод.
Ложный довод — когда опираются на явно ложную мысль.
Произвольный довод — такой, который хотя и не заведомо ложен, но еще сам требует должного доказательства. - В связи между доводами и тезисом, в "рассуждении"
В этом случае ошибка состоит в том, что тезис не следует из оснований, или же не видно, как он следует из них. Какие бывают ошибки в рассуждении, подробнее учит логика. [простое и краткое описание базовых законов логики вы можете прочитать тут: В чём логика??? 3+1 закона качественного мышления]
Спор из-за тезиса (истинности мысли)
Две несовместимых и борющихся одна с другой мыслей называются тезисом и антитезисом спора.
Тезис — это та мысль, которая выделена из спорной мысли.
Антитезис — мысль выдвинутая в противовес тезису.
Борьба между двумя этими мыслями и составляет сущность наиболее важных и, что важно, правильных споров.
Надо стараться, чтобы антитезис (а, следовательно, и тезис) были как можно проще и выражены короче. Промахом является составной антитезис, состоящий сразу из двух и более мыслей.
Составные антитезисы (как и тезисы) влекут множество неудобств, вносят в спор крайнюю запутанность, сбивчивость и неопределенность. Поэтому, встретившись с ними, необходимо сейчас же расчленить их на составные элементарные суждения и рассматривать каждый пункт разногласия отдельно.
Спор из-за доказательства
Не всякий спор есть спор из-за истинности мысли. Очень часто мы вовсе не касаемся прямо вопроса об истинности мысли или её ложности, но нас интересует, как обосновывает или как опровергает её противник. Насколько правильны его доказательства?
Иначе сказать, часто задача спора не опровергнуть или оправдать какую-нибудь мысль, а только показать, что она не доказана противником, не оправдана или не опровергнута им. Ведь если противник опроверг наше доказательство тезиса, одно это еще вовсе не значит, что наш тезис ложен. Просто, мы, может быть, не сумели его доказать.
Точно так же если противник опровергает нашу мысль, но неудачно, и мы разбили его опровержение в пух и прах, одно это еще не значит, что тезис наш истинен.
Неудачное доказательство, взятое само по себе, означает только то, что человек не сумел оправдать или опровергнуть тезис, а истинности или ложности тезиса не касается вовсе. Для того, чтобы оправдать или опровергнуть тезис, всегда нужно еще особое, специальное доказательство его истины или ошибочности.
Так, окончив спор о доказательстве тезиса, например, выяснив, что доказательство ошибочно, мы переходим к спору об истинности тезиса. Только обе части такого составного спора надо вести, резко разграничивая одну от другой, резко отделяя их задачи.
Очень часто, когда спорщик не вполне уверен, что может доказать ложность тезиса, хотя и убежден в ней, предпочитает поставить задачей спора недоказанность тезиса.
Виды спора
Кроме спора из-за тезиса и из-за доказательства бывает спор сосредоточенный и бесформенный.
Сосредоточенный спор — когда спорящие все время имеют в виду один (спорный) тезис, и все, что они говорят или что приводят в доказательство, служит для того, чтобы опровергнуть или защитить этот тезис. Одним словом, спор вертится около одного центра.
Бесформенный спор не имеет такого средоточия. Начался он из-за какого-нибудь одного тезиса, но при обмене возражениями схватились за какой-нибудь довод или частную мысль и стали спорить уже о ней, позабыв о первом тезисе. Потом перешли к третьей мысли, к четвертой и нигде не завершили спора.
Сосредоточенные споры могут вестись беспорядочно или в известном порядке, по известному плану. Бесформенный же спор всегда беспорядочен.
Можно вести спор вдвоем, один на один — это будет простой спор. Но часто спор ведется между несколькими лицами — это будет сложный спор.
Вести сложный спор упорядочено и конструктивно труднее, чем простой. Однако сложный спор может иметь огромное, исключительное значение, особенно в тех случаях, где посредством спора думают приблизиться к истине.
Везде, и в науке, и в общественной жизни, и в частной, чем больше выдающихся по уму и знанию людей участвует в сложном споре, чем упорнее спор, чем важнее тезис спора, тем более значимые могут получиться результаты, при прочих равных условиях.
Но
спор со многими участниками может сам собой "наладиться" — особенно устный спор — лишь в тех случаях, когда все участники его обладают хорошей дисциплиной ума — способностью схватывать сущность того, что говорится, и пониманием сущности задачи спора. В остальных случаях необходим руководитель споров. Причем, надо сказать, умелые руководители споров встречаются довольно редко. Зато часто сложный спор ведется так безграмотно, что внушает отвращение к "совместному обсуждению" вопросов.
Одной из самых трудно преодолимых преград к хорошему ведению спора является у людей неумение слушать другого человека.
Ещё одним важным аспектом спора является присутствие слушателей, если даже они совершенно молчат, это воздействует на спорящих. Особенно на людей самолюбивых, впечатлительных и нервных. Победа при слушателях больше льстит тщеславию, поражение становится более досадным и неприятным. Отсюда большее упорство во мнениях, большая горячность, большая склонность прибегать к разным уверткам и уловкам. Еще хуже, если слушатели, как часто бывает, высказывают так или иначе свои симпатии или антипатии, одобрение или неодобрение.
Нужен исключительный характер или долгий навык, чтобы совершенно не обращать внимания на слушателей и спорить как бы один на один. Нужно сильно "закалить себя в битвах", чтобы достигнуть этой цели.
В споре при слушателях приходится учитывать не только противника, но и слушателей. От таких случаев один только шаг до особого типа спора — спора для слушателей.
В споре для слушателей люди спорят не для приближения к истине, не для того, чтобы убедить друг друга, а исключительно, чтобы убедить слушателей или произвести на них то или иное впечатление.
При этом необходимо помнить, что большинство людей очень плохо умеют "слушать" чужие слова, особенно если речь не задевает их насущных, наиболее живых и реальных интересов. Так ваш противник может выхватить из ваших слов какую-нибудь случайно задевшую его мысль, которую одну только, может быть, и слышал и пойти в нападение.
Что касается простого слушателя, не участвующего в споре, его положение обыкновенно еще хуже. Исключая знатоков данного вопроса, живо заинтересованных спором, большинство часто поистине "хлопает ушами".
Среди этого большинства можно выделить два главных типа слушателей:
- Одни явились с предвзятым мнением, симпатиями, антипатиями.
- Другие вообще не имеют никакого мнения по данному вопросу (или не имеют "твердого" мнения).
Первые будут поддерживать "своего", ему сочувствовать, ловить его мысли — какие в силах уловить — и не слушать или явно пристрастно слушать его противника. Вторые будут судить о ходе спора главным образом по внешним признакам: по авторитету, по уверенному тону одного, по робости возражений другого.
И у первых, и у вторых мысль работает очень мало. Эта пассивность мышления у большинства слушателей устного спора наблюдается всюду, от митинговых споров до споров в ученых обществах.
То же, хотя и в меньшей степени, можно сказать и о большинстве читателей. Умение читать — далеко не частая вещь. Иной читает очень много и усердно, а выносит очень мало, да еще превратно понятое.
Спор устный и спор письменный
В устном споре, особенно если он ведется при слушателях, часто очень важную роль играют "внешние" и психологические условия. Тут огромное значение имеет, например, внушение: внушительная манера держаться и говорить, самоуверенность, и апломб. Робкий, застенчивый человек, особенно не привыкший спорить при многочисленных посторонних слушателях, всегда проиграет по сравнению с самоуверенным или даже иногда наглым.
Письменный спор, если взять его вообще, гораздо более пригоден для выяснения истины, чем устный. Но зато письменный спор имеет другие недостатки. Он тянется слишком долго, иногда несколько лет. Читатели успевают забыть его отдельные звенья и не всегда имеют время и возможность восстановить их в памяти.
А кто потрудится как следует прочесть спор в обеих газетах и сравнить доводы, тот иногда поразится "мастерством" обоих спорщиков. Оба пропускают мимо самые существенные доводы противника и цепляются за мелочи, искажают мысли противника, опровергают возражения, которых он не делал, и все это тоном победителя.
Виды спора (продолжение)
Спор может служить средством для выяснения истины, для проверки какой либо мысли, для испытания обоснованности ее. Иногда начинают спорить, чтобы послушать, что можно сказать против такой-то мысли в её пользу. Но в чистом виде он редко выдерживается до конца. Обыкновенно в пылу спора, например, после меткого удара противника, мы начинаем сражаться уже не для расследования истины, а для самозащиты.
Спор для проверки истины
В чистом, выдержанном до конца виде, этот тип спора встречается редко, только между очень интеллигентными и спокойными людьми. После такого спора чувствуешь себя настроенным выше и лучше, чем до него. Даже если нам приходится "сдать позицию". Такой спор есть по существу совместное расследование истины. Это высшая форма спора, самая благородная и самая прекрасная.
"Проверочные споры", особенно смешанные, применялись нередко теми, кто, прежде чем пустить пришедшую им в голову мысль в печать, считают нужным проверить её сперва в устном обмене мыслями.
Спор ради убеждения
Спор также может иметь задачей не проверку истины (истина уж нам известная), а убеждение противника в ней. Такого рода спор является уже сравнительно низшею формой спора. Приемы в этом типе спора тоже часто нельзя назвать чистыми.
Сильный противник при этом оттенке спора часто предмет страха и ненависти, каждое новое сильное возражение — рана в сердце. Чем тезис легче для убеждения, тем лучше. Чем прием сильней действует, тем он желательнее.
Спор ради победы
Еще ниже стоит спор, когда цель его не исследование, не убеждение, а просто победа. Само собою разумеется, что в подобных спорах часто приемами не стесняются. A la guerre comme a la guerreе. "Победителей не судят". Кстати, только в подобных спорах часто необходим и такой жалкий прием, как "оставить за собой последнее слово".
И в споре для убеждения, и в споре для победы, спорщики часто пользуются не столько логикой и доводами рассудка, сколько средствами ораторской убедительности: внушительностью тона, острыми словами, красотой выражения, возбуждением нужных эмоций. Конечно, об истине и логике при этом меньше заботятся, чем было бы нужно.
Если же кто должен побеждать "по должности", "по обязанности", тот чаще всего отдыхает душой и исполняется веселой бодрости при встрече с противником слабым, всячески ускользая от чести встретиться с сильным противником. Само собой разумеется, что споры "по должности" ведутся чаще всего перед слушателями.
Спор ради спора
Четвертый, не столь яркий и определенный тип спора, но встречающийся довольно часто — спор ради спора. Своего рода искусство для искусства. Спорт. Когда человек готов спорить обо всем и со всеми, и чем парадоксальнее, чем труднее для отстаиванья мысль, тем она для него иногда привлекательнее.
При этом они становятся часто в самые рискованные положения в споре, так сказать, висят в воздухе, "опираясь только большим пальцем левой ноги на шпиль колокольни" и, чтобы как-нибудь сохранить равновесие и извернуться, громоздят парадокс на парадокс, прибегают к самым невероятным софизмам и уловкам.
Спор-игра ради упражнения
Совершенно не встречается теперь в чистом виде пятый тип спора: спор-игра, спор-упражнение. Сущность этого типа выражена в его названии. Он процветал, в древнем мире, особенно в Греции. Вот как описывает эту игру Минто в своей логике:
"Спорят двое. Но они не излагают по очереди своих воззрений в целых речах, как это делается в теперешних дебатах. У древних греков один из собеседников только предлагал вопросы, другой только давал ответы. Отвечающий мог говорить исключительно "да" или "нет", разве иногда с небольшим разъяснением. Спрашивающий, со своей стороны, должен был предлагать только такие вопросы, которые допускают лишь простой ответ: "да", "нет". Цель спрашивающего — вынудить у собеседника согласие с утверждением, противоречащим тезису, который тот взялся защищать, т.е. привести его к противоречию с самим собою."
Условия для начала спора
Все, что мы утверждаем в споре, должно служить главным образом для трех целей:
- для оправдания своих мыслей или
- для опровержения мыслей противника или
- для осведомления.
Осведомление — очень важная часть в споре и в искусных руках незаменимое оружие. Применяется осведомление, например, чтобы выяснить тезис, точнее — того, как понимает тезис наш противник. Часто оно служит подготовкой к нападению и в другом смысле: мы стараемся узнать взгляды противника на тот или иной предмет, чтобы потом опровергать его тезис или оправдывать свой, опираясь на его собственные взгляды.
Следует применять "осведомление путем, вопросов" в легкой, естественной, разговорной, по возможности незаметной форме. Этому значительно помогает практика.
Особенно трудный пункт для осведомления — смысл того или иного слова, как понимает его противник, поскольку иногда противник понимает слово не так как мы. В этих и в подобных случаях нередко возникает спор об определениях слова.
Такие "споры об определениях", если ведутся не глупыми людьми, бывают нередко очень полезны для обоих спорщиков. Иногда они неожиданно раскрывают наше невежество в вопросах, в которых мы о нем и не подозревали. Они рассеивают туманность мышления и обыкновенно вносят некоторый порядок и точность в него.
Но если спор о тезисе или о его доказательствах для нас важен и интересен, конечно, надо по возможности сокращать споры об определениях, требуя от определения только такой степени точности, без какой нельзя вести данного спора. Надо помнить, что дать вполне точное и бесспорное определение слова возможно далеко не для всех слов. На это может ответить лишь здравый смысл и логический такт.
Если мы и наш противник различно понимаем смысл какого-то слова, то часто лучше всего кому-нибудь "поступиться" своим определением или же совсем отбросить спорное слово, заменив его другим, более подходящим словом или выражением.
Когда тезис выяснен, спорщикам лишний раз представляется случай решить, вступать ли в спор из-за этого тезиса с данным противником или лучше отказаться от спора.
Когда мы предполагаем убеждать кого-нибудь, надо сперва спросить себя, имеется ли "общая почва" для спора с противником, т.е. такие общие для нас обоих мысли, на которые можно опереться в доказательстве данного тезиса. Иногда приходится на этот счет "позондировать" противника путем осведомления. Без общей почвы с помощью честного спора не убедить.
Существуют такие тезисы, о которых серьезный спорщик при обычных условиях никогда не спорит. Таковы, например, недоказуемые тезисы. Таких не мало. Скажем, противник утверждает, что совершил поступок по такому-то мотиву. Я же глубоко уверен, что он совершил его по другому мотиву. Однако, спор об этом, обычно, невозможен.
Или, например, тезис: "это здание в высшей степени красиво". Как доказать этот тезис? "Красота" не доказывается, а чувствуется, "раскрывается".
Не станет обычно спорить серьезный человек о пустяках. Особенно, если есть вопросы первостепенного значения, важные и значительные.
Что касается лиц, с которыми предстоит вступить в спор, то тут часто приходится делать еще более строгий выбор, если, конечно, есть возможность уклониться от спора. Мудрость всех веков и народов предостерегает от споров с глупцами.
Не следует, конечно, без нужды спорить с грубым и дерзким человеком.
К числу нежелательных спорщиков относятся явные софисты, с которыми спорить без нужды можно лишь тогда, когда мы знаем, что можем "проучить" их, задав словесную встрепку. Есть люди просто неспособные к правильному спору.
Надо заметить, что иногда спор навязывается, провоцируется, чтобы привести его к ссоре или какой-нибудь еще более скверной цели. Конечно, нередко, честный человек обязан мужественно идти на спор, хотя бы и ждало его растерзание свиньями. Быть готовым жертвовать собой — и должно и прекрасно, но жертвовать за ломаный грош — не умно.
Чем невежественнее или глупее человек, тем менее он способен понять и принять какую-нибудь сложную мысль или сложное доказательство.
Чем невежественнее или тупее или уже человек, тем при прочих равных условиях, он более уверен, что истина "у него в кармане" и "что все это очень просто и ему отлично известно". Ему и в голову не приходит оскорбительная для него мысль, что он "не дорос" до понимания сложной мысли или сложного доказательства.
Вот почему так труден спор о сложных государственных, общественных и прочих пообных вопросах. Чем важнее вопрос, тем он, обычно, сложнее, требует больших знаний и большей способности к сложным размышлениям и выводам. Решение его требует более сложных доказательств.
Наконец, есть еще одно неизбежное условие правильного, полезного спора: надо знать то, о чем споришь. Собственный опыт читателя может указать ему, насколько часто оно, условие, выполняется... Особенно в юности!
Наши доводы в споре
Выбор доводов определяется задачами, которые мы ставим спору.
Желая проверить истиность какой-нибудь мысли, мы выбираем в пользу её самые сильные с нашей точки зрения основания.
Желая убедить кого-нибудь, выбираем доводы, которые должны казаться наиболее убедительными именно ему.
Желая победить противника, выбираем доводы, которые более всего могут поставить его в затруднение.
В споре для убеждения слушателей мы приспосабливаем выбор доводов не столько к противнику, сколько к слушателям.
Неумение принимать в расчет задачи спора при выборе доводов — промах, безграмотность в споре.
Между тем многие делают этот промах. Они, к примеру, совершенно не считаются с развитием противника, его специальностью, его психологией и искренне удивляются и негодуют, что довод, столь очевидный и сильный для них самих, не замечен, отвергнут или даже высмеян противником. Нельзя винить за это юность. Но в людях зрелого возраста это один из признаков "узости горизонта".
Тупая мысль тупого софиста может легко сойти за бездну глубокомыслия.
Совершенно невозможно дать какие-либо общие правила нахождения доводов. Тут все зависит от наших знаний в данной области, от быстроты мышления и сообразительности. Но если тезис таков, что о нем приходится спорить часто, то полезно, а иногда и необходимо, собирать и запоминать все доводы за него и против него, с возражениями против последних и защитой первых.
Изучите вопрос
Умный человек изучает прежде всего хорошенько и широко вопрос и этим путем узнает "ходы", применяющиеся в споре по данному вопросу. Неумных людей или таких, которые спорят "по должности" или "ради куска хлеба", натаскивают для таких споров. К этому разряду относятся некоторые миссионеры, партийные агитаторы и т.д.
Натасканный спорщик вопроса глубоко не изучил. Он только зазубривает все нужные доводы и где надо повторяет их, как попугай.
Не спешите но и не занудствуйте
Каждый наш довод, который оказался достаточно сильным, надо заставить отработать по полной. У иных есть излишняя поспешность, торопливость: скажет сильный довод, не "разжует" его как следует противнику или слушателям, не использует всех его выгодных сторон до конца, а уже бросает схватку из-за него с противником и хватается за другой довод.
Другой недостаток – "размазывать довод", останавливаться на нем дольше, чем нужно или излагать его так многословно, что слушателям и противнику иногда нет сил терпеть.
Будьте кратким и четким
Хороший спорщик при обычных условиях старается главные свои доводы выразить кратко, метко и ярко, чтобы они сразу были понятны и врезались в память. Выраженный в такомвиде довод менее подвергается возможности извращения и искажения во время спора.
Наконец, некоторые ошибочно думают, что чем больше они приведут доводов, тем лучше. Это бывает далеко не всегда.
В обычных спорах, особенно в спорах перед слушателями, слабых доводов лучше совсем не приводить. Слаб тот довод, против которого можно найти много возражений, притом таких, которые трудно опровергнуть.
Доводы противника
Что касается доводов противника, одно из важнейших свойств хорошего спорщика – уметь их выслушать, точно понять и оценить.
Умение слушать – уменье трудное, но нечего обольщать себя: без него хороший спорщик немыслим.
Это фундамент искусства спора. Без него никакие способности и знания, никакая острота ума не дадут настоящего мастера спора.
Если доводов несколько, то надо стараться выделить их порознь, не скупясь на осведомление. Иногда стоит только выяснить довод противника – и противник сам отказывается от этого довода, почувствовав его слабость. Часто, выяснив довод, мы сразу видим, что он "ничего не доказывает", то есть тезис из него не вытекает или что довод просто ошибочен.
Необходимо при этом помнить, что мы опровергнем доказательство тезиса противником лишь тогда, когда разобьем все его доводы, а не один какой-нибудь или два.
Логический такт и манера спорить
По отношению к доводам противника хороший спорщик должен избегать двух крайностей:
- он не должен упорствовать, когда довод противника очевидно справедлив или очевидно правильно доказан;
- он не должен слишком легко соглашаться с доводом противника, если довод этот покажется ему правильным.
Излишнее упорство
Упорствовать, если довод противника очевидно справедлив или доказан с несомненной очевидностью, не умно и вредно для спорщика. Это ведет только на путь софизмов. Иногда для слушателя или для читателя они проходят незаметно, особенно, если спорщик пользуется авторитетом. Но в глазах противника и лиц, понимающих дело, это не придает уважения человеку.
Иногда даже с точки зрения тактики выгодно сразу прямо, открыто и честно признать свою ошибку: это может поднять уважение и доверие.
Приходится наблюдать случаи излишнего упорства и в частных обычных спорах. Оно порой доходит до того, что переходит в так называемое "ослиное упрямство" и становится смешным. Особенно случается это с юными самолюбивыми спорщиками.
Излишняя податливость
Однако, если спор важен и серьезен, ошибочно принимать доводы противника без самой бдительной осторожности. Нередко бывает так, что довод противника покажется нам с первого раза очень убедительным и неопровержимым, но потом, пораздумав, как следует, мы убеждаемся, что он произволен или даже ложен.
Но довод уже принят и приходится “брать согласие на него обратно” – что всегда производит неблагоприятное впечатление на слушателей и может быть использовано во вред нам, особенно – нечестным, наглым противником.
Чем важнее и серьезнее спор, тем выше должна быть наша осторожность и требовательность для согласия с доводами противника. Мерила этой требовательности и осторожности для каждого отдельного случая – это здравый смысл и особый логический такт.
Если довод кажется нам очень убедительным, но осторожность все-таки требует отложить согласие с ним, то мы обычно прибегаем к трем способам, чтобы выйти из затруднения:
- Самый прямой и честный – условное принятие довода. Принимаю ваш довод условно. Допустим пока, что он истинен. Как из него следует ваш тезис? Или "какие еще доводы вы хотите привести?"
- Самый употребительный прием – другой: объявление довода произвольным. Мы требуем доказательств его от противника, несмотря на то, что довод и кажется нам достоверным.
- Наконец, очень часто пускаются в ход разные уловки, начиная с обычного "оттягивания ответа" на довод и кончая разными непозволительными уловками, о которых речь будет дальше.
Большое, нередко огромное значение в споре имеет манера спорить. Одни споры ведутся по-джентльменски, другие – по принципу "на войне – так на войне". Третьи – прямо по-хамски.
Джентльментский спор
Это самая высокая форма манеры спора. В таком споре никаких непозволительных уловок не допускается. Спорщик относится к противнику и его мнениям с уважением, никогда не спускаясь до высмеивания, пренебрежительного тона, перехода на личности, насмешек, грубостей или неуместных острот. Он не только не пытается исказить доводы противника, но, наоборот, старается оценить их во всей их силе, отдать должное той доле истины, которая в них может заключаться.
Для неё требуется ум, такт и душевное равновесие.
Боевой спор
Но во многих "боевых спорах", спорах с софистами, которые не стесняются в приемах, эта манера спорить не приложима. Тут поневоле приходится ориентироваться на требования ситуации. Но и тут есть черта, за которую честный в споре человек никогда не перейдет. За этой чертой начинаются уже "хамские" приемы спора.
Хамский спор
Эту манеру спора прежде всего отличает открытое неуважение или пренебрежение к мнениям противника. Чем больше проявляется при таком споре апломба и наглости, тем элемент "хамства" ярче и отвратительнее. Спорить с противником, который придерживается этой манеры спора, без необходимости не следует: запачкаешься.
Огромнейшее значение имеют для манеры спора уменье владеть собой и особенности темперамента. При прочих приблизительно равных условиях всегда и неизменно побеждает более хладнокровный спорщик. У него огромное преимущество: мысль его спокойна, ясна, работает с обычной силой. Человек же, не способный сохранить равновесие духа, не может вполне владеть ни своими силами, на запасом своих знаний.
Мало того, спокойствие спорщика часто действует благотворно и на горячего противника. Впрочем как и наоборот – горячность и раздражение стремятся передаться противнику.
Спокойная, уверенная и рассудительная аргументация нередко действует удивительно убеждающе.
Хороший спор требует, прежде всего, спокойствия и выдержки. Горячий спорщик, постоянно в падающий в возбужденное состояние, никогда не будет мастером устного спора.
Уважение к чужим убеждениям
Важное условие настоящего, хорошего и честного спора — уважение к убеждениям и верованиям противника, если мы видим, что они искренни.
Обычно люди живут еще "звериным обычаем" в области мысли, то есть склонны считать человека, который держится других убеждений, или идиотом, или мерзавцем или в любом случае настоящим "врагом". Это точный признак некультурного, невежественного или же просто узкого ума.
Это, конечно, не значит, что мы должны чувствовать уважение "ко лжи и обману". Но искреннее убеждение и верование не есть обман и ложь, оно может быть лишь заблуждением. Несомненно, что заблуждение мы не только можем опровергать, но обыкновенно и должны делать это. Мы должны бороться с ним всеми своими силами, хотя бы оно было "святыней из святынь" для другого человека. Но ведь бороться можно не как пьяные мужики.
Опровергать можно самым решительным образом, но не оскорбляя чужих убеждений насмешками, резкими словами и издевательством, не глумясь над ними перед сочувствующей нам толпой.
Уважение к чужим убеждениям не только признак уважения к чужой личности, но и признак широкого и развитого ума.
Можно привести некоторые соображения, помогающие иным бороться со склонностью считать наше мнение истиною, а остальные – чепухой, результатом недомыслия или нечестности:
- Во-первых, просты и несомненны лишь истины нашего обычного опыта. Например, я не сомневаюсь, что спал эту ночь. Но чем сложнее и отвлеченнее истина, тем менее она "проста" и тем труднее достигнуть правильной уверенности в ней.
- Во-вторых, не следует забывать, что ложная мысль в большинстве случаев ложна только отчасти. Не следует забывать и того, что и большинство "истин", выходящих за пределы простого, обычного опыта, тоже не "чистые истины", что в них есть тоже примесь заблуждения, большего или меньшего, которого мы оценить теперь не в силах.
Кто пренебрежительно относится к верованиям или убеждениям других, показывает этим свою уверенность, что "познал истину" и что "истина у него в кармане". Но нельзя отрицать и того, что чем человек невежественней, чем разум его менее развит, тем более склонен он к такой уверенности и именно в тех вопросах, о которых имеет более смутное понятие.
Степень убежденности не пропорциональна количеству затраченной на неё умственной работы и, быть может, общее правило таково:
что чем менее уверенность основана на рассуждении, тем крепче за неё держатся.
Помня все эти соображения и применяя к себе, а не только к другим, человек значительно убавит самоуверенность собственной мысли, а вместе с этим возрастает уважение к праву других людей мыслить и решать вопросы по-своему, что играет очень немалую роль в правильном споре.
Человеческое знание творится и идет вперед путем необычайно сложного процесса борьбы мнений, верований и убеждений. То, во что мы лично верим, – это только часть борющихся сил, из взаимодействия которых вырастает величественное здание человеческой культуры. Все они необходимы, и борьба их, честный спор между ними, необходимы.
Спокойствие застоя. Это – смерть умственной жизни.
Некоторые общие замечания о споре
Для того, чтобы сознательно вести правильный сосредоточенный спор, нужно обладать одним довольно редким умением: нужно уметь "охватывать спор", то есть все время держать в памяти общую картину данного спора, отдавая себе отчет, в каком он положении находится, что сделано, что и для чего мы делаем в данную минуту.
И ни на одну минуту не надо упускать главной цели спора: тезиса.
Кто умеет охватывать спор, тот обладает огромным преимуществом.
Это позволяет намечать план нападения и защиты и ставить ловушки хитроумному софисту, издали "рассчитывая ходы".
И наоборот: держать в голове только ту часть спора, в которой он находится в данную минуту, спорить "от довода к доводу" и часто забывать даже о тезисе – все это сводит вашу эффективность к нулю.
Умение "охватывать спор", кроме необходимой способности к этому и хорошего знания предмета спора, требует сознательного упражнения. Особенно "охват" труден в устном споре. В письменном споре можно "перечитывать спор" с самого его начала и таким образом возобновлять в памяти общую картину. В устном же споре надо полагаться только на память и этом затрачивать силу на охват спора так, чтоб это не мешало обдумыванию ответов на доводы противника. Это гораздо труднее и требует навыка.
Во многих спорах разногласие между нами и противником в тезисе и в доводах таково, что оно зависит от разногласия в других более общих и глубоких вопросах. Его никаким образом нельзя устранить, не устранив предварительно разногласия в этих основных вопросах. Эти "основные идеи" называются в последнем случае "корнями спора".
Если спор касается каких-нибудь отвлеченных истин, оценок и подобных суждений, которые не устанавливаются путем одного опыта, всегда надо стараться отдать себе отчет, не имеет ли он более или менее глубоких корней. Кто умеет это сделать, тот спасет себя от многих бесполезных словопрений.
Но нередко корни спора лежат очень глубоко и ими являются, к примеру, принципы. Тогда нам приходится или вступить в "спор из-за принципов", всегда трудный и долгий, в котором можно иногда надеяться на победу, но очень редко на убеждение, или же приходится оставить совсем данный спор.
Спор из-за принципов "для победы" — пустой спор. Спор "для убеждения", как уже сказано, редко приводит к цели, если у противника в данном отношении твердые принципы, отличные от наших.
"Спор для проверки истины" — одно из лучших средств в обычной жизни для выяснения, обоснования и проверки своих принципов.
Завершение спора не то же, что конец спора. Каждый спор кончается, но не каждый спор вместе с этим получает завершение. Завершается же спор тогда, когда одна из сторон отказывается от своей точки зрения на тезис, убежденная противником.
При этом, человек, убежденный против своей воли, втайне остается при прежнем мнении. Все наши самые сильные доводы "вытолкнутся" его психикой, как пробка выталкивается водой.
Истинный прогресс знания чаще всего обусловливается именно таким завершением споров, в котором отдается должное той доле истины, какая заключена в обоих борющихся мнениях.
Позволительные уловки
Уловкой в споре называется всякий прием, с помощью которого хотят облегчить спор для себя или затруднить спор для противника. Таких приемов множество. Иные из них позволительны, другие – нет и часто прямо бесчестны. Перечислить все уловки или хотя бы точно классифицировать их невозможно. Ниже некоторые из наиболее важных и чаще всего встречающихся.
Позволительные приемы
Иногда бывает так, что противник привел нам довод, на который мы не можем сразу найти возражение. В таких случаях стараются по возможности незаметнее для противника "оттянуть возражение", например, ставят вопросы в связи с приведенным доводом. В это самое время мысль работает. Надо уметь это сделать ловко и незаметно.
Психический механизм человека – механизм очень капризный. Иногда вдруг мысль в споре отказывается на момент от работы. Человек "теряется". Особенно часто случается это с людьми нервными или застенчивыми. Высшей степени это явление достигает в такназываемом "шоке".
Такой "шок" встречается чаще всего тогда, когда человек очень волнуется или устал. В подобных случаях единственное "спасение" – стараться не выдать своего состояния, не смотреть растерянно, не понижать и не ослаблять голоса, говорить твердо, и умело оттянуть возражение до тех пор, пока не оправишься. Иначе будут думать, что мы "разбиты", как бы нелеп ни был довод.
Вполне позволителен и тот прием (его даже трудно назвать "уловкой"), когда мы, видя, что противник смутился, при каком-нибудь доводе, или стал особенно горячиться, или старается "ускользнуть" от ответа, обращаем особенное внимание на этот довод и начинаем "напирать" на него.
Вполне позволительны также некоторые уловки, которыми отвечают на нечестные уловки противника. Иногда без этого не защитить себя. Например, в споре вам надо доказать какую-нибудь важную мысль. Но противник почувствовал, что если вы её докажете, то докажете и тезис. Какой бы вы довод в пользу неё вы ни привели, он объявляет его недоказательным. Вы скажете: "все люди смертны", а он отвечает: это еще не доказано. Вы скажете: "ты-то сам существуешь или нет?" Он отвечает: может быть, и существую, а может быть это и иллюзия". При таком "злостном отрицании" доводов остается или бросить спор или, если это неудобно, прибегнуть к уловке: о нашем доводе умалчиваем, а вместо него берем противоречащую ему мысль и делаем вид, что ее-то и хотим употребить, как довод. Если противник "заладил" отрицать все наши доводы, то он может, не вдумавшись хорошенько, наброситься и на неё и отвергнуть ее. \
Грубейшие непозволительные уловки
Наиболее грубые уловки "механического" характера.
Самая грубая из них и самая "механическая" – не давать противнику говорить. Спорщик постоянно перебивает противника, старается перекричать или просто демонстративно показывает, что не желает его слушать.
Если спорщик достаточно нахален, он может заявить: "с вами нельзя спорить, потому что вы не даете нового ответа на вопросы" или даже: "потому что вы положительно не даете возможности говорить". Иногда такой господин, попав впросак, схватится за слово "не понимаю".
Иногда все это делается "тоньше". Вы привели сильный, но сложный довод, против которого противник не может ничего возразить: он тогда говорит с иронией: "Простите, но я не могу спорить с вами больше. Такие доводы – выше моего понимания."
Другая но уже более "серьезная" механическая уловка с целью положить конец невыгодному спору – “призыв” или “довод к городовому”. Сначала человек спорит по чести, спорит из-за того, истинен ли тезис или ложен. Но спор разыгрывается не в его пользу – и он обращается ко властям предержащим, указывая на опасность тезиса для государства или общества и т.д. И вот приходит какая-нибудь "власть" и зажимает противнику нашему рот.
Подобные доводы получают название "палочных доводов" — довольно некрасивая уловка, состоящая в том, что приводят такой довод, который противник, по соображению софиста, должен принять из боязни чего-нибудь неприятного, часто опасного. Насилие во всех видах очень часто "убеждает" многих и разрешает споры.
Сильный "палочный довод", вроде стоящей за спиной инквизиции, для большинства слабых смертных естественно неотразим и "убедителен".
Усложнение и видоизменения палочных доводов
Различные видоизменения "аргументов к городовому" и "палочных доводов" бесчисленны. К наиболее "любимым" видоизменениям и усложнениям относятся прежде всего многие случаи "чтения в сердцах". Эта уловка состоит в том, что софист не столько разбирает ваши слова, сколько те тайные мотивы, которые заставили вас их высказывать:
"Вы это говорите не потому, что сами убеждены в этом, а из упорства",
"Вы говорите так из партийной дисциплины" и т.д.
Что ответить на такое “чтение в сердцах”? Оно многим "зажимает рот", потому что обычно опровергнуть подобное обвинение невозможно, так же как и доказать его.
Иногда "чтение в сердцах" принимает другую форму: отыскивает мотив, по которому человек не говорит чего-нибудь или не пишет. Например, почему он не выразил "патриотического восторга", рассказывая о таком-то событии? Явно, он ему не сочувствует. Таким образом, для искусного любителя "читать в сердцах" представляется, при желании, возможность отыскать всюду какую-нибудь "крамолу", как в некоторых словах противника, так иногда и в его молчании.
К этим же разрядам уловок спора нужно отнести и "инсинуацию". Человек стремится подорвать в слушателях или читателях доверие к своему противнику, а, следовательно, и к его доводам, и пользуется для этой цели коварными безответственными намеками. К сожалению, эта уловка очень в ходу, и ею не брезгают даже иные весьма почтенные деятели.
Где царят грубые палочные доводы, где свобода слова стеснена насилием, там часто вырабатывается особая противоположная, тоже довольно некрасивая уловка – изобразить из себя жертву. Человеку нечего сказать в ответ на разумный довод противника, однако он делает вид, что мог бы сказать многое в ответ, но… : "Наш противник отлично знает, почему мы не можем возразить ему на этих страницах. Борьба наша неравная. Небольшая честь в победе над связанным" и т.д. Симпатия читателя к "жертве" и негодование против "негодяя", пользующегося её беззащитностью, почти несомненны.
Довольно употребителен и "ложный отвод довода". Довод противника сокрушителен, или ответ на него не находится. Тогда спешат заменить: “это к делу не относится”.
Глава 16. Психологические уловки
Гораздо интереснее те уловки, которые можно назвать психологическими, предназначенные для того, чтобы вывести нас из равновесия, ослабить и расстроить работу нашей мысли.
Самая грубая и обычная уловка – раздражить противника и вывести из себя. Для этого пускают в ход грубые выходки, переход на личности, оскорбление, глумление, издевательство, явно несправедливые, возмущающие обвинения и т.д. Если противник "вскипел" – дело выиграно.
Иной намеренно начинает глумиться над вашим "святая святых". В личности он не пускается, нет, но "взвинтить" может неосторожного идеалиста до последнего предела.
Если противник – человек "необстрелянный", доверчивый, мыслящий медленно, хотя может быть и точно, то некоторые наглые "фокусники мысли" стараются ошарашить его в устном споре, особенно при слушателях. Говорят очень быстро, выражают мысли часто в трудно понимаемой форме, быстро сменяют одну другою.
Наиболее наглые иногда не стесняются приводить мысли вообще без всякой связи, иногда нелепые, и пока медленно мыслящий и честный противник старается уловить связь между мыслями, никак не предполагая, что возможно такое нахальство, они уже с торжествующим видом покидают поле битвы. Это делается чаще всего перед такими слушателями, которые ничего не понимают в теме спора, а судят об успехе или поражении – по внешности.
Множество грубых и тонких уловок имеют целью отвлечение внимания противника от какой-нибудь мысли, которую хотят провести без критики. Мысль, которую мы хотим таким образом провести, или не высказывается вовсе, а только подразумевается, или же высказывается, но как можно короче, в самой серой, обыденной форме. Перед ней же высказывают такую мысль, которая поневоле должна своим содержанием или формой привлечь особое внимание противника, например, чем-нибудь задеть или поразить его.
Нелишне заметить, что в ораторских речах одним из сильнейших средств, отвлекающих внимание от мыслей и их логической связи – является пафос.
Психологические уловки (Продолжение)
Очень часто софист пользуется обычной для большинства человеческой слабостью "казаться лучше, чем есть на самом деле" или же "не уронить себя" в глазах противника или слушателей. Достигается это чаще всего – "ложным стыдом".
Видя, к примеру, что противник слабоват в науке, софист проводит недоказательный или даже ложный довод под таким соусом:
"Вам, конечно, известно, что наука теперь установила";
или "давно уже установлено наукой";
или "общественный факт";
или "неужели вы до сих пор не знаете о том, что?" и т.д.
Если противник побоится "уронить себя", признавшись, что ему это неизвестно, – он в ловушке, а софист хихикает в душе. Иногда эта уловка связана с пользованием авторитетом какого-либо лица.
В каждую эпоху есть свои "ходовые истины", с которыми признают необходимым соглашаться из “ложного стыда”, из боязни, что назовут "отсталым", "некультурным" или "ретроградом". И чем слабее духом человек, тем он в этом отношении трусливее.
Довольно часто употребляется и другая родственная уловка, основанная тоже на самолюбии человека: "подмазыванье аргумента". Довод сам по себе не доказателен, и противник может опротестовать его. Тогда выражают этот довод в туманной, запутанной форме и сопровождают комплиментом противнику. Например:
- "Конечно, это довод, который приведешь не во всяком споре, человек, недостаточно образованный, его не оценит и не поймет";
- или "Вы, как человек умный, не станете отрицать, что";
- или "Нам с вами, конечно, совершенно ясно, что" и т.д.
Все это иной раз изумительно действует в спорах для убеждения.
"Подмазанные" елеем лести ворота ума удивительно легко раскрываются для принятия доводов.
Одна из сильнейших и обычнейших уловок, в споре – это внушение. Кто обладает громким, внушительным голосом, говорит спокойно, отчетливо, самоуверенно, авторитетно, имеет представительную внешность и манеры, тот обладает, при прочих равных условиях, огромным преимуществом в устном споре.
Убедительный тон и манера часто убедительнее самого основательного довода.
Внешняя убедительность — в ней секрет успеха проповеди многих фанатиков.
Особенно действует внушение на слушателей спора. Когда у слушателя уже есть определенное убеждение по разбираемому вопросу, он обычно не слушает. Если у него нет определенного убеждения, и спор не задевает очень близких к нему интересов, слушатель руководится более или менее внешними признаками, чтобы судить, на чьей стороне победа.
Кроме тона и манеры спорить есть много других приемов, рассчитанных на внушение. Так может действовать смех, насмешка над словами. Так действуют часто заявления, что такой-то довод противника – "очевидная ошибка" или "ерунда". Сюда же относятся ссылки на авторитеты. Эти ссылки действуют на иных как таран, пробивающий стену недоверия.
К уловкам внушения относится также повторение по нескольку раз одного и того же довода. Это действует, как механическое "вдалбливание в голову", особенно, если уложение украшено цветами красноречия и пафосом.
Надо отметить еще одну из самых распространенных ошибок и уловок – двойную бухгалтерию. Все почти люди склонны более или менее к двойственности оценок: одна мерка для себя и для того, что нам выгодно или приятно, другая – для чужих людей, особенно людей нам неприятных, и для того, что нам вредно и не по душе.
Когда эта склонность к двойственности оценки начинает действовать в области доказательств, то тут получается "двойная бухгалтерия".
Софизмы: отступление от задачи спора
К числу самых обычных и излюбленных уловок принадлежат так называемые софизмы (в широком смысле слова) или намеренные ошибки в доказательстве.
Ошибка — не намеренна, софизм — намерен.
Если я, например, во время спора незаметно для себя отступил от тезиса – это будет ошибка. Если же, подметив, что такое отступление может быть для меня выгодно, я повторяю его уже сознательно, намеренно, в надежде, что противник на заметит, это будет уже софизм.
Умышленная неопределенность или запутанность.
Доказывающий говорит так, что сразу не поймешь, а иногда и вообще нельзя понять, что именно он хотел сказать. Или, если надо ответить "да" или "нет", он ответит так, что сразу (или совсем) нельзя разобрать, каков ответ.
Нередко её сопровождают другой какой-нибудь уловкой, имеющей целью заставить слушателя сделать вид, что слова доказывающего им поняты.
Надо упомянуть частую и очень важную подмену спора из-за тезиса спором из-за доказательства. Софисту надо доказать, что тезис ложен. Вместо этого он разбирает те доказательства тезиса, которые приведены противником. Чаще всего, однако, дело не ограничивается этим. Если удалось разбить доказательства противника, правильный вывод отсюда один: "тезис противником не доказан". Но софист делает вид, что вывод другой: что тезис опровергнут. Это одна из самых частых уловок и, благодаря обычному неумению отличать спор из-за тезиса от спора из-за даказательства. Благодаря также обычной неясности мышления у противника и неуменью охватить спор, она обыкновенно удается.
К этому виду софизмов относится перевод спора на противоречия. Указать, что противник противоречит сам себе, часто очень важно и необходимо. Но только не для доказательства ложности его тезиса.
Истина будет оставаться истиной, хотя бы её произносили преступнейшие уста в мире. Так и правильное доказательство останется правильным доказательством, хотя бы его построил сам отец лжи. Поэтому, если вопрос об истинности или ложности, о нравственности или безнравственности какой-нибудь мысли рассматривается по существу, всякие обращения к личности противника суть уклонение от задачи спора.
Как прием обличения он, может быть, и требуется и часто необходим. Но обличение и честный спор за истину, как борьба мысли с мыслью – две вещи несовместимые.
Когда мы приводим в доказательство тезиса не один довод, а несколько, то софист прибегает нередко к неполному опровержению. Он старается опровергнуть один-два довода, наиболее слабых или наиболее эффектно опровержимых, оставляя прочее, часто самое существенное и единственно важное, без внимания.
К числу частых отступлений от задачи спора относится подмена пункта разногласия в сложной спорной мысли, так называемое опровержение не по существу. Софист не опровергает самой сущности сложной спорной мысли. Он берет некоторые, неважные частности её и опровергает их, делая вид, что опровергает тезис.
Софизмы: отступления от тезиса
Совершенно оставить во время спора в стороне прежнюю задачу спора, неудачный тезис или довод и перейти к другим, называется "сделать диверсию". Наиболее грубый способ состоит в том, что спорщик прямо, "сразу" оставляет довод или тезис и хватается за другой. Часто диверсия состоит в "переходе на личную почву". Например, юный идеалист доказывает человеку “опыта”, что такой-то поступок малодушен и бесчестен. Тот сперва стал спорить "чин-чином", но, видя, что дело его плохо, сделал диверсию: "Очень вы еще молоды и неопытны. Поживете, узнаете жизнь и сами со мною согласитесь". Юноша стал доказывать, что молодость не при чем, что "он знает жизнь". Диверсия удалась.
Если спор идет не из-за тезиса, а из-за доказательства, то диверсия состоит в том, что защитник тезиса бросает доказывать свой тезис, а начинает опровергать наш или требует, чтобы мы доказали наш тезис.
От диверсии надо отличать другой род софизмов, связанных с отступлением от тезиса или довода – изменение тезиса или довода. Мы не отказываемся от них, наоборот, делаем вид, что все время их держимся, но на самом деле мы их изменили.
К числу разных видов такой подмены относится прежде всего расширение или сужение тезиса: свой тезис софист обыкновенно старается, если дело плохо, сузить – тогда его легче защищать; тезис же противника он стремится расширить – так его легче опровергнуть.
Одна из самых частых подмен тезиса (и довода) состоит в том, что мысль, которая приводится с известной оговоркой, с известными условиями, при которых она истинна, подменяется той же мыслью, но уже высказанною “вообще”, без всяких условий и оговорок. Эта уловка чаще всего встречается при опровержениях и имеет больше всего успеха при малоразвитых в умственном отношении слушателях. Малоразвитому уму тонкие разичения кажутся "хитростями", "хитросплетениями" и "софизмами".
Отсюда отчасти вытекает трудность спора о сложных вопросах, требующих точного и тонкого анализа и различений, с неразвитым противником или, особенно, при неразвитых слушателях. К таким вопросам относится большая часть политических, государственных и общественных вопросов.
На этой почве софист, при прочих равных условиях, имеет огромное преимущество. Честный спорщик приведет довод правильный, с нужными оговорками, выраженный вполне точно. Но неразвитый слушатель обыкновенно это не улавливает. Пользуясь этим, софист умышленно опускает оговорки и условия в доводе или тезисе противника и опровергает тезис или довод так, как будто мысль была выражена без них, а "вообще". Сюда часто на помощь присоединяется усиление тезиса, ораторским приемом "негодование".
Все это действует на неразвитого слушателя очень сильно, и надо много хладнокровия, находчивости и остроумия, чтобы отбить такое нападение, особенно если публика сочувствует взглядам софиста.
Этим уловкам, особенно последней, чрезвычайно способствует неполнота и неточность обычной речи. Мы очень часто высказываем мысль с только подразумевающимися оговорками. Оговорки эти "сами собою разумеются" потому, что, если высказывать их, речь становится каким-то нагромождением оговорок – необычайно тяжелой и "неудобоваримой". Примером может служить деловой язык контрактов.
Кроме того, одно и то же слово может обозначать разные мысли. Мы часто даже не замечаем, сколько разных значений имеет одно и то же слово. Возьмем слово "народ". Редко кто старался разобраться в его значениях, а их много:
а) то же самое, что народность;
б) все граждане одного и того же государства;
в) низшие классы населения, противопоставляемые интеллигенции;
г) собрание людей вообще, без различия классов, находящихся в одном месте.
Само собою ясно, как легко "играть" таким словом в софизмах.
Лживые доводы
Сравнительно редко встречается софизм"умножение довода", когда один и тот же довод повторяется в разных формах и словах и сходит за два или несколько различных доводов. Эта уловка особенно применяется в спорах при слушателях, в длинных речах. Иногда очень трудно разобраться, одна ли мысль перед нами, высказанная в разных формах или несколько разных мыслей. Надо напряжение внимания, а нередко и хорошее знание вопроса, о котором идет речь. Все это качества, редко присущие обычному слушателю, который и доводов-то не умеет выделять сознательно.
На массу один аргумент, изложенный в пяти разных видах, действует точно так же, как пять новых.
Успеху софизма чрезвычайно способствует, если ложь частичная. Такая ложь незаметно проходит, спрятавшись под плащом идущей вместе с ней истины. Подобных случаев в обычной жизни – тьма. Например, пессимист утверждает: "жизнь – страдание". Мысль ложная. Но мы чувствуем, что в основе её лежит частичная истина: в жизни человечества много страданий.
Наряду с такими частично истинными доводами, в устных спорах из-за победы нередко пускаются в ход с успехом нелепые доводы.
Во-первых, иную нелепость очень трудно опровергнуть в устном споре, да еще при невежественных слушателях. Даже более: как есть "очевидные", недоказуемые истины, так есть "очевидные", неопровержимые нелепости.
Во-вторых, нелепый довод часто прямо озадачивает противника своею неожиданностью – не сразу найдешься, что на него ответить.
Кто обладает остроумием, может попытаться, прежде чем оставить спор, вышутить софиста. Но спорить далее – вряд ли полезно.
Лживый довод считается непозволительной нечестной уловкой, а субъективный довод применятся постоянно, нередко на каждом шагу, как уловка позволительная. Субъективный – значит исходит в доказательстве из убеждения противника, которое сам считает ошибочным.
Они дают лишний шанс в борьбе с софистами. Но нельзя закрывать глаза на то, что они не всегда, не при всех обстоятельствах позволительны.
Примеров скрыто-субъективного довода можно набрать сколько угодно из ораторских речей и ораторских поединков. Когда заведомый атеист социал-революционер обращался когда-то к слушателям-крестьянам с доводом, что "земля – Божья" и отдана всем одинаково, он пускал в ход "скрыто субъективный довод". Когда "правый" в 1917 году на митинге обращался к противнику социалисту с доводом: "так решил съезд р. и с. депутатов, как же идти против этого решения?" – он тоже пользовался скрыто-субъективным доводом.
Скрыто-субъективные доводы в руках бесцеремонного и бессовестного человека обращаются в ужасное орудие демагогии и возбуждения толпы. Но без них вряд ли обходится и человек вполне порядочный, для убеждения в очень хороших мыслях, если ему часто приходится убеждать людей.
Вполне свинский характер принимает эта уловка тогда, когда пользуются очевидной оговоркой, опиской или опечаткой, несмотря даже на прямое заявление противника, что это опечатка, так что здесь эта уловка принимает характер лживого довода для слушателей или читателей.
Произвольные доводы
Бесспорно, самая распространенная ошибка и самый распространенный софизм – это "произвольные доводы". Стоит внимательно просмотреть статьи любой газеты, речь любого оратора, прослушать спор любого лица – и мы почти неизменно натолкнемся в них на произвольные, вовсе не очевидные и не доказанные утверждения и отрицания, на которые люди опираются для поддержки своих мнений.
Однако признание или непризнание довода "произвольным" на практике в значительной мере зависит от степени нашей требовательности к нему. Требовательность к доводам должна на практике иметь степени. Иначе мы впадаем в ошибку "чрезмерного сомнения" или "чрезмерной точности".
Если начать исследовать достоверность всякого довода и при всех обстоятельствах с абсолютной точностью, то не был бы возможен обычный спор, не возможна была бы практическая деятельность.
Есть известная степень требовательности к доводу, устанавливаемая логическим тактом человека. В науке она одна, в юридической практике другая, в обычной жизни третья. И в этих пределах она зависит главным образом от большей или меньшей важности для нас спора.
Если спор очень для нас важен, например, от исхода зависит коренная перемена в нашем мировоззрении, в нашей жизни, в оценке наших трудов, то требовательность выходит иногда за пределы досягаемости здравым смыслом: "Не доказано!" "Произвольный довод!", "Докажи!", "Не верю!" – эти дешевые заявления в искусных руках обращаются в очень важное средство для отступления.
Из всех видов софизмов произвольного довода надо прежде всего выделить "скрытые произвольные доводы". Суть этой уловки в том, что при рассуждении приводятся не все мысли, нужные для того, чтобы сделать тот или иной вывод. Скажем, в рассуждении: "все люди умирают, умрем и мы" пропущена и сама собою подразумевается мысль ("посылка" рассуждения) "мы люди".
В устных спорах таких пропускаемых мыслей особенно много. Но мы имеем право пропускать лишь те посылки, которые очевидны. Софист же делает наоборот. Софист упускает то, что не очевидно, и оставляет на деле самую слабую сторону рассуждения, стараясь в то же время отвлечь внимание от места, где находится ошибка. Наиболее характерный вид этой ошибки – софизм "произвольного названия", скрывающий довод. Названия с пропущенной посылкой, которая оправдывает их.
Каждое название должно быть обосновано. Когда я говорю: "Этот офицер известный путешественник", то само собою подразумевается мысль: "Этот человек – офицер". Когда я говорю, "Такие проявления анархии, как этот поступок, недопустимы в государстве", то само собою подразумевается мысль: "этот поступок – проявление анархии". Одним словом, каждое название подразумевает оправдательную посылку, дающую право на это название.
Между тем человечество, по лени мысли и по другим многим причинам, особенно склонно этого рода скрытых доводов не проверять, а принимать на веру.
Чтобы мы приняли на веру название, он пользуется, кроме обычной нашей склонности к этому, еще разными обычными уловками, например, внушением. Говорит безапелляционным тоном, употребляет название, как нечто само собою разумеющееся, несомненно правильное.
Есть названия, которые особенно пригодны для такой уловки: это те названия, которые имеют оттенок порицания или похвалы. Ими пользуются, как "злостными кличками" или "красивыми словами", "красивыми названиями".
Красноречие отвлечет внимание от проверки. Особенно, если она дана в "нашей газете", которой мы доверяем.Не менее успешно применяются и "красивые названия" для того, чтобы, скажем, смягчить впечатление от какого-нибудь факта, или "выдать ворону за ястреба". Слова "жулик" и "уголовный преступник" имеют очень неприятный оттенок, но если назвать того же человека "экспроприатором" – это звучит благородно.
Черная магия слов отлично известна софистам. Туда, где совершить низменный поступок мешает остаток стыда, приходит демагог и бросает для прикрытия низменных побуждений "красивое название". Большинство горячо хватается за него, как за предлог освободить себя от угрызений совести.
Нередко игра красивыми названиями и злостными кличками усложняется, обращаясь в "игру двумя синонимами". Для неё нужна пара синонимов, обычно отличающихся друг от друга похвальным и неодобрительным оттенком. Щедрость и мотовство, скупость и скряжничество, свобода и произвол, твердая власть и деспотизм.
К тому же роду софизмов произвольного названия относится одна из самых обычных уловок спора – бездоказательная оценка доводов противника. Многие, услышав довод противника, заявляют категорически: "Ерунда!", "Чепуха!", "Софизм!", "Игра слов", "Это глупо!" Если они потом и докажут правильность своей оценки, то все-таки подобные резкие квалификации доводов противника по меньшей мере излишни. Особенно до всякого доказательства их правильности. Надо сказать, однако, что в огромном большинстве случаев такие оценки недоказуемы и неправильны. Это уже чистейший софизм произвольного названия: название заменяет довод, а само не доказано.
К произвольным доводам относятся и более тонкие оценки доводов, с целью отделаться от труда на них ответить. Например: "Нечего останавливаться на этом наивном доводе".
Надо помнить, что раз мы спорим с кем-нибудь, раз сочли возможным с ним спорить, то наша обязанность опровергнуть все это доводы, как бы они ни казались "грубы" или наивны. Например, софист заявляет: "В конечном результате анализа эта мысль приводит к противоречию". Но он не пытается показать, что она действительно приводит к этому. Таким образом, получается "опровержение в кредит".
Или же отделываются замечанием: "Мы не будем останавливаться на этом аргументе, так как ошибочность его очевидна."
Одним из самых употребительных видов произвольного довода являются неправильные ссылки на авторитеты. Доводы "от авторитета" очень важны и без них, в общем, часто не обойтись. Но надо помнить два условия их правильного применения:
а) Во-первых, эти доводы правильно применимы или за неимением доводов по существу, (что бывает очень часто, ведь мы не можем всего знать, все испытать сами и все лично проверить) или же в подкрепление доводов по существу. Но сама по себе ссылка на авторитет в огромном большинстве случаев является лишь более или менее вероятным (а не достоверным) доводом.
б) Во-вторых, каждый авторитет – авторитет только в области своей специальности.
Вне пределов специальности он "обычный смертный", и ссылка на него в этих случаях – ошибка или софизм.
Злоупотребление ссылками на авторитеты свойственно нередко увлекающейся молодежи и тем людям, которые не привыкли, не любят и не умеют самостоятельно мыслить. Люди, которые столь поспешно и с таким жаром хватаются за авторитеты, чтобы ссылкой на них разрешать спорные вопросы, в сущности, рады, что могут пустить в дело чужой рассудок и чужую проницательность, за неимением своих собственных. Но кто ввязался с ними в спор, тот сделал неправильно, если захочет обороняться от них доводами по существу и аргументами.
Уловка противоположного характера – совершенное отрицание авторитетов. В действительности есть сравнительно мало вопросов, в которых мы серьезно, с полным знанием, с затратой всего нужного труда и сил можем разбираться сами. Эти вопросы обычно не выходят за пределы ближайшего житейского опыта и интересов и за пределы нашей специальности. В остальном мы поневоле основываемся на опыте и знаниях всего прочего человечества.
Поэтому полное отрицание авторитетов чаще всего является "мальчишеством", результатом недомыслия или софизмом.
«Мнимые доказательства»
К софизмам произвольного довода относятся часто те мнимые доказательства, в которых:
а) или в виде довода приводится для доказательства тезиса тот же тезис, только в других словах, – это будет софизм тождесловия (idem per idem);
б) или доказательство как бы "переворачивается вверх ногами". Мысль достоверную или более вероятную делают тезисом, а мысль менее вероятную – доводом для доказательства этого тезиса, хотя правильнее было бы сделать как раз наоборот.
в) или в одном и том же споре, в одной и той же системе доказательств сперва делают тезисом мысль А и стараются доказать её с помощью мысли Б, а потом, когда понадобится доказать мысль Б, доказывают её с помощью мысли А. Получается круговая порука: А верно потому, что истинно Б, а Б – истинно потому, что верно А.
Тождесловие встречается часто, гораздо чаще, чем мы это замечаем. Иногда тождесловие имеет грубую форму: "Это не может не быть правдой, потому что это истина". Но часто тождесловие скрывается под очень тонкими формами: "Начало вселенной без Творца немыслимо, потому что немыслимо, чтобы она возникла самопроизвольно, сама собою".
Чаще всего впадают в ложный круг люди, которые сами лично одинаково уверены в истинности и тезиса и довода. Поэтому, когда приходится доказывать мысль А, они берут в качестве довода мысль Б, связанную с нею вышеуказанной связью. Но потом, когда потребуется доказывать мысль Б, они забывают, что пустили уже раз в ход связь между этими двумя мыслями, и приводят в виде довода мысль А. Ведь для них-то они одинаково достоверны. Например, "В Коране все истина, потому что Коран боговдохновенен", и "Коран боговдохновенен потому, что в нем все истина, до последней черты".
То, что впавший в такую ошибку делает по забвению, софист проделывает из доброй воли и сознательно.
Софизмы непоследовательности
Софизмы непоследовательности или неправильного рассуждения, то есть такие, в которых тезис "не вытекает" из доводов, встречаются тоже очень часто. В таких случаях иногда говорят: "Отсюда (т.е. из довода) ничего еще не следует" или "Ваш довод ничего не доказывает".
Прежде всего, надо упомянуть "ложное обобщение". Человек приводит несколько примеров того, что такие-то лица или такие предметы обладают известным признаком, и без дальнейших рассуждений делает вывод, что все подобные лица и предметы обладают этим признаком. Вроде того, как Гоголевский герой видел, что все православные, каких он встречал, едят галушки, и отсюда делал вывод, что вообще все православные едят галушки, а кто не ест их, тот не православный.
Так рассуждаем и мы очень часто, хоть м в менее наивных формах. Например, "Видел нескольких дурных людей в числе членов какой-нибудь партии – ну, значит все они таковы". Если же к партии влечет сердце – то мы наоборот склонны видеть во всех её членах "умных и честных людей".
Этой склонности способствует сознательное или бессознательное просеивание фактов. Просеивает их и наша память, приводя лишь те наблюдавшиеся нами факты, которые соответствуют нашему настроению или предвзятому мнению. Почти механически мнения просеивают газеты. Отсюда может получиться (и на практике получается постоянно) ложное, одностороннее представление о положении дел и ложные обобщения. [через десятки лет эту тему, тему когнитивных искажений, изучат очень хорошо]
Когда такое просеивание фактов совершается сознательно, то есть обращается в уловку, оно называется подтасовкой фактов.
Очень обычен софизм "подмена понятий".
Впасть в неё очень нетрудно, особенно благодаря неточности нашей обычной речи. Иногда нелегко сразу сообразить, точно ли пред нами одно понятие в разных словах, а не два разных понятия. Еще более предательская особенность речи та, что одно и то же слово часто обозначает несколько разных понятий.
Еще легче сделать такую ошибку в споре, когда наш противник употребляет слово в одном смысле, а мы – в другом.
Софист пользуется такой подменой понятий очень часто. Это одно из самых удобных средств морочить людей. Так как большинство из них не привыкло разбираться в "тонкостях" слов и выражений, то лучше принимать заранее меры против этого опасного софизма:
а) стараться одно и то же понятие выражать одними и теми же словами, а где противник этого не делает, самому делать за него, как бы повторяя на свой лад его фразу;
б) каждое слово, имеющее несколько значений, стараться заменить или другим словом, более определенным по смыслу, или целым точным выражением.
Из других софизмов непоследовательности надо упомянуть здесь "дамский аргумент".
Суть его вот в чем. По многим вопросам возможно не одно, не два, а несколько решений, несколько предположений. Некоторые из них противоположны друг другу. По здравому смыслу и по требованиям логики надо учитывать все их. Но софист поступает наоборот. Желая, например, защитить свое мнение, он выбирает самое крайнее и самое нелепое противоположное из других мыслимых решений вопроса и противопоставляет своему мнению. Вместе с тем он предлагает нам сделать выбор: или признать эту нелепость, или принять его мысль. Чем ярче контраст между нелепостью и защищаемым им мнением, тем лучше. Все остальные возможные решения намеренно замалчиваются.
Вот пример из жизни:
А. Что ты так сухо обошлась с ним. Он, бедный, чувствовал себя у нас очень неловко.
Б. А как же мне с ним прикажешь обращаться? Поместить в угол вместо образов и молиться?
Наконец, из числа других софизмов рассуждения можно упомянуть здесь еще "многовопросие". По какому-нибудь вопросу возможно только условное решение: в одних случаях надо решать так, в других иначе. Софист же требует, чтобы противник "просто" ответил "да или нет". Если противник хочет сделать должное "различие", его обвиняют в том, что он "не хочет отвечать прямо и прибегает к уверткам".
Меры против уловок
Кто хорошо изучил уловки софистов и умеет сейчас же распознавать их, тот в значительной мере обезопасит себя от них. Прописать особое "лекарство" против каждой из них и для всех обстоятельств вряд ли возможно. Но можно принять некоторые предупредительные меры. Главнейшие из них такие:
а) спорить только о том, что хорошо знаешь;
б) не спорить без нужды с мошенником слова или с "хамоватым" в споре, а если надо спорить, то быть все время "начеку";
в) научиться "охватывать" спор, а не брести от довода к доводу;
г) всячески сохранять спокойствие и полное самообладание в споре – это правило, особенно рекомендуемое;
д) тщательно и отчетливо выяснять тезис и все главные доводы – свои и противника;
е) отводить все доводы, не относящиеся к делу.
Споры с софистами сложны и обычные обличения в софизме работают очень плохо. Ведь это в огромном большинстве случаев сводится к тому же "чтению в сердцах", сознательному или бессознательному: тут ведь дело идет о намерении человека, о намеренной ошибке. Обвинив в софизме – надо доказать обвинение, иначе это будет совершенно недопустимое, "голословное обвинение". А чтобы доказать его, надо:
а) доказать, что есть ошибка в доказательстве;
б) доказать, что она сделана намеренно.
Первое – часто доказать нетрудно. Но доказать с достоверностью наличие намерения "смошенничать в споре" в большинстве случаев очень трудно или невозможно. При этом спор может принять крайне тяжелый, неприятный личный характер, и мы останемся при недоказанном нами обвинении.
Гораздо лучше и разумнее ограничиться только указанием ошибки в рассуждениях противника, не входя в обсуждение – намеренная она или нет.
Предоставим софистам обвинять собеседников в софизмах, благо это одна из их любимых уловок. Как им её не любить, ведь это обвинение обычно нельзя опровергнуть, как нельзя, конечно, и доказать. Но впечатление на слушателей спора она может оставить.
Зато такие уловки, как палочные доводы, аргументы к "городовому", срывание спора, инсинуация и т.д. должны быть везде разоблачаемы, где только можно их доказать. Правда, на противника-софиста такие разоблачения влияют сравнительно редко.
Но есть люди, которые пускают в ход такие уловки по недостаточной сознательности, "не ведают, что творят". Такие люди могут и "устыдиться", увидев воочию яркое изображение сущности своей уловки. Полезны подобные разоблачения и для слушателей и читателей.
Наконец, вообще говоря, молчать и без протеста переносить подобные приемы там, где можно доказать их наличие – поступок даже противообщественный. Это значит поощрять на них в дальнейшем. Протест в этих случаях – наш долг.
Психологические уловки – внушение, отвлечение внимания, приемы, направленные на "выведение из себя" противника и т.д. тоже обычно не требуют "разоблачения". Доказывать их наличие часто трудно и почти всегда не к месту. Это сводит спор на личности, в грязь. Лучшее средство против них, поскольку дело касается нас, – не поддаваться им.
Последний совет касается важного вопроса: позволительно ли на уловки отвечать в споре соответственными уловками. Можно ответить на него так: есть уловки, непростительные для честного человека ни при каких обстоятельствах. Например, такова гнусная уловка "расстроить" противника перед важным спором, чтобы ослабить его силы, или "срывание спора".
Есть всегда позволительные уловки, например, оттянуть возражение. Остальные уловки – область, о которой мнения расходятся. Одни считают себя не в праве пускать их, хотя противник прибегает к самым гнусным приемам, другие – по большей части практики – думают, что они в таком случае позволительны. К числу подобных сомнительных уловок относятся софизмы. Одни никогда не опускаются до софизмов, другие считают софизмы иногда позволительными. Это уже дело совести.
Если спор при слушателях, а софист ловко орудует с помощью своих уловок, шансы в борьбе часто слишком становятся различны. Он, к примеру, пускает в ход такой лживый или произвольный довод, разоблачить лживость или сомнительность которого перед данными слушателями очень трудно или даже невозможно. Довод его всецело основан на круге сведений и понятий, доступных данным слушателям или им свойственных, а потому совершенно для них ясен, понятен, прост и производит полную иллюзию неотразимой истинности. Для того, чтобы показать всю ложность его, надо поднять слушателей над их кругозором, дать им запас новых сведений, внушить новые предпосылки, показать, что вопрос далеко не так прост, как это кажется, а иногда, наоборот, очень сложен и запутан или даже не допускает достоверных решений. Все это часто совершенно неосуществимо.
